По ту сторону фронта

— Деревня Белая. Сожгли ее фашисты. Сначала-то пришли наши. Партизаны. Секретарь обкома партии товарищ Козлов. — Старик многозначительно поднял палец. — И с ним генерал Константинов. Погнали они немцев. И из Рыбхоза погнали, и из Белой. Какой бой был!.. Ну а потом немцы вернулись с большой силой. Ушли наши. Немцы остервенели и всю деревню спалили. А какая была деревня!

— А вот чего-то строят. Новый дом?

— Жить-то надо! Кто себе землянку выроет, а кто вот такую клетушку сделает. Хороших домов теперь не строят… Ну, сынки, мне пора к дому. Бывайте здоровы! Может, еще встретимся.

Мы вышли на озеро с северо-запада и, распрощавшись со стариком, двинулись к востоку вдоль северного берега. Недалеко от широкой канавы, соединяющей Белое озеро с Червоным, выбрали, как об этом было заранее договорено, самое большое дерево — высокий кряжистый дуб. Тамуров сделал на нем три зарубки, я связал лозинкой крестовину из двух палок и повесил ее среди ветвей. Это — наш опознавательный знак и наш «почтовый ящик». Люди, которые возвратятся с заданий, будут знать, что мы их встречаем здесь.

Сборный пункт и место для нашего временного лагеря выбраны были километра за полтора от этого дуба… Дав бойцам только одну ночь на отдых, я отправил их всех на диверсии, разделив оставшуюся у нас взрывчатку, и сам ушел с одной из групп. Только горелое место чернело после нашего костра да стоял маленький столбик — из тех, что ставят лесники, разбивая лес на кварталы; они и служили приметой нашего лагеря.

* * *

Последними на дорогу Пинск — Калинковичи пошли трое: Тамуров, Лида Мельникова и Казаков — неполная группа. И толу у них было только на один взрыв — семь килограммов. Хотелось использовать его как можно лучше. Места были незнакомые, но проводник им попался хороший — комсомолец из Боровухи, работавший раньше на этой дороге. Он ходил тут каждый день и прекрасно знал все тропки в лесу, все подходы к железнодорожному полотну, все фашистские дзоты, расставленные в пятистах метрах один от другого вдоль линии, все порядки и повадки охранников.

В черную июльскую ночь — с зарницами над горизонтом, от которых не становилось светлее, с дальним ворчаньем грома, которое можно было принять за грохот идущего где-то поезда, — подвел он подрывников почти к самой насыпи и остановил в кустах.

— Ложитесь. Сейчас будут стрелять.

И верно: где-то левее загремели выстрелы, раскатилась дробь автоматов. Пули посвистывали над головами, но, выпущенные наугад, никому не причиняли вреда.

Затихло. Только потявкивали собаки, которых немцы держали в дзотах.

— Теперь — на линию, — сказал проводник.

Насыпь была невысокая. Финками подкопали рельс, положили взрывчатку, поставили взрыватель, привязали шнур.

— Готово.

— Ну, идемте. Минут через десять снова начнется стрельба.

Опять залегли в кустах. И опять раздались выстрелы, но уже из другого дзота.

А когда они прекратились, партизанам почудилось, что ворчанье грома стало непрерывным и ровным. Нет, это уже не гром, это — поезд.

Он торопился на восток. Подрывники не знали, что в нем, но, что бы ни было — солдаты, боеприпасы, продовольствие, — это фашистское, для фашистской армии, для порабощения нашей Родины.

И только тогда, когда грохнул взрыв, когда с оглушительным скрежетом полезли друг на друга бронированные вагоны и бронеплощадки, партизаны поняли, что это — бронепоезд, первый бронепоезд в нашей практике.

Взрыв был удачен: не только паровоз и вагоны, но и полотно так основательно изуродовало, что два специальных восстановительных поезда работали потом двое суток, приводя в порядок линию.

Так началась наша деятельность на Белом озере. Взрывчатку мы очень скоро израсходовали всю, а новой с Большой земли еще не прислали. Досада брала. Понимали, что не так это просто, но ведь фашистские эшелоны все бегут и бегут на восток. Безнаказанно бегут… И вот мы стали придумывать всевозможные способы, чтобы задержать их: развинчивали рельсы, ставили на них так называемые «башмаки» — такие подставки, благодаря которым паровозы сходят с рельсов. Но все это было и кропотливо, и далеко не так эффективно. То ли дело тол!..

* * *

После взрыва бронепоезда Тамуров, Лида Мельникова и Казаков целый день провели в густом кустарнике в стороне от железной дороги, чтобы выяснить результаты своей работы и потом, дождавшись новой ночи, вернуться в лагерь. Они слышали стрельбу взбудораженных немцев и грохот вспомогательных поездов, подошедших к месту происшествия, видели две автомашины с фашистами, промчавшиеся куда-то, должно быть, на поиски виновников взрыва, но их самих никто не заметил.