— Хороший костер… — повторил он, а затем спросил: — Ты ведь найдешь дорогу к перевалу? — это вышло у него как-то случайно, словно он и не собирался вовсе говорить об этом.
— Найти дорогу не трудно, — качнул головой юноша.
— Так в чем же дело? — Аль-си насторожился, сразу почувствовав в этой фразе недоговоренность, от которой веяло холодом.
— Трудно этой дорогой пройти.
— Проводники говорили, что перевал — он как миг прозрения. На нем проверяются люди, загадываются желания и исполняются страхи.
— Ну, значит, тебе будет легко, — хмыкнул юноша, — ты ведь ничего не боишься.
Старший брат поднял на него задумчивый взгляд. Какое-то время он молча смотрел ему в глаза, ничего не говоря, словно измеряя глубину скрытых в них морей, а потом негромко произнес:
— Считается, что едва выпадет снег, перевал становится непроходимым.
— Да, — соглашаясь, кивнул его младший брат. — Но ведь, отправляясь в путь, мы знали, что так будет. Снег в горах не растает быстрее, чем внизу, на равнине.
— Кто знает, — качнул головой Аль-си, потов вновь задумчиво повторил: — Кто знает. Если… — он говорил не просто задумчиво, но неуверенно. — Если на нашей земле действительно лежит проклятие, то за гранью…
— Сейчас должно быть лето? — глаза юноши вспыхнули радостью. А ведь действительно, если так, у них есть надежда.
— Во всяком случае, — грустно улыбнулся тот, замолчал на миг, прикрыв ладонью рот, сдерживая новый приступ кашля, после чего уже тише, не из-за опасения, что их кто-то услышит, но просто не желая напрягать больную грудь, продолжал: — это наш единственный шанс.
— Да, — соглашаясь, кивнул царевич.
— Вот что, иди-ка ты спать, братишка, — царевич хлопнул его по плечу. — Как говорится, утро вечера мудренее. Кто знает, может быт на рассвете все эти закатные проблемы покажутся нам такими наивными, что о них и думать не стоило б, не то что говорить, — и, повернувшись, он зашагал в сторону пещеры.
Юноша смотрел ему вслед, удивляясь. Выходило, что они с братом вполне могли понимать друг друга. И, наверное, даже стать друзьями. Почему ему не приходила эта мысль в голову раньше?
Возле самого входа в пещеру Аль-си задержался, повернулся к брату, на лице которого появился удивленный вопрос. Тому-то казалось: все, что следовало, уже было сказано и сделано.
Аль-си сделал ему знак подойти, и лишь дождавшись, пока брат приблизится на расстояние, достаточное, чтобы он мог говорить, не крича, произнес:
— Несмотря на все твои возражения, с которыми я, в общем-то согласен, — он качнул головой в сторону пещеры, из которой доносился многоголосицей усиленный эхом и без того громкий храп, — было бы лучше тебе провести эту ночь со всеми.
— Зачем? — Аль удивленно смотрел на него.
— А ты сам не понимаешь?
— Нет, — пожал плечами царевич.
— Мы должны быть вместе, — произнеся эти слова Аль-си замолчал, словно этим было сказано все.
Юноша все равно не понял его, но ему так хотелось понять, что он кивнул, соглашаясь. В конце концов, та жертва, которая требовалась от него во имя понимания, была не такой уж большой.
Когда он засыпал, на его губах была улыбка. Но стоило сну увести его в свои полные кажущейся реальности миры, как она пропала.
Ему снились странные сны. В них он шел навстречу смерти, однако, в каждом последующем, не приближаясь ни на шаг, словно навсегда остановившись от нее на расстоянии вытянутой руки.
Он вел спутников по узкому каменному мосту, переброшенному самими богами над бездонным ущельем. Оно походило на черную пасть дракона, окаймленную острыми зубцами скал. Из нее веяло ледяным ветром, словно в ней была его колыбель, а еще — страхом предчувствия неизбежной смерти.
На середине этого рискованного пути на странников налетала метель, окутывая весь мир серой непроглядной мглой, в которой не было видно, где отпечатать следующий шаг. И один из них срывался, но шедший впереди Алиор не видел, кто, а стоило ему оглянуться, как сон обрывался пробуждением, чтобы всего лишь через мгновение повторится вновь, и вновь, и вновь, даже тогда, когда, заснув, он понял, что спит, и стал пытаться изменить сновидение, расширяя мосток, прогоняя метель, наделяя своих спутников способностью летать. Но ничего не помогало, словно это не сон, а явь, отголоском которой он являлся, требовала от странников страшной жертвы.
И, все же, Алиор предпочел не заметить это. Наконец, проснувшись, кладя тем самым конец череде сновидений, он вздохнул с облегчением, стремясь убедить себя в том, что его видения не имеют никакого отношения к реальности, что если они и отражают что-то, то только его собственные страхи, которые, оставь он их в прошлом, никогда не сбудутся.
Поэтому утром, отправляясь в путь, он не стал ничего говорить ни брату, которому, после минувшей ночи, уже мог довериться, ни кому-то еще. Вот только сам забыть свой сон Аль так и не смог и, идя по узкой горной тропинке, время от времени, пользуясь ее изгибами, бросал опасливые взгляды назад, гадая, кому же из них суждено стать жертвой.