Как и обычай в отношении царских женщин — жен и дочерей. Считалось, что у царя девочки просто не рождались. Нет, их не убивали, но оставляли вместе с матерями, которые, сразу после родов, как не исполнившие своего долга — произвести наследника — удаляли из столицы. С глаз долой, из сердца вон. Алиор никогда не интересовался, есть ли у него сестры и что с ними стало. Он не знал даже ничего о своей собственной матери. Была ли это та же женщина, что и родившая его старшего брата? Он совсем ее не помнил: как она выглядела, была ли красивой, доброй? С младенчества он был с отцом, который растил их с братом как единственный родитель. Это была еще одна традиция правящей династии, ведшей свое начало от одного из десяти наследников царя-основателя. Лишь эта кровь имела значение. Лишь мужское, жесткое воспитание могло вырастить наследника.
Так было всегда. Потому что жена первого царя Альмиры умерла родами, подарив царю сына. Потом были еще две женщины, каждая из которых умирала, как и первая. Это стало знаком — значит, и рядом ни с кем из его потомков не может быть постоянной спутницы. И он может брать себе новых жен до тех пор, пока у него родится третий сын. Который, последний, обычно и менял на престоле отца. В Альмире правители обычно жили долго. И к моменту их кончины старшие сыновья успевали обзавестись собственными семьями — обычными, с единственной женой и кучей детишек, домом… В общем, судьбой, которую уже не сменишь. И только избранный еще оставался подле отца.
"Может, вот почему брат торопился прибрать к рукам власть, — мелькнула у него в голове мысль, которая словно забрела к нему в голову из прошлого, когда теперь это не имело уже никакого значения, — он боялся, что отец возьмет третью жену, у него родится избранный сын. Но ведь даже это не лишало старших детей прав на престол! Мало ли было примеров…"
— Аль-ми, — на этот раз брат назвал его привычно, видно, решив, что нежданно-негаданно услышанное имя, означавшее, в сущности, уход из правящей семьи, не просто удивило брата, но и напугало его. Ведь одно дело отказаться от врожденных прав по доброй воле, по судьбе, и совсем другое — по чьей-то чужой прихоти. — Видишь, — кривя в болезненной усмешке рот, продолжал Аль-си, — все не так просто, как кажется. Тот, кто был рожден в царской семье, не может не думать о венце на собственной голове. Даже если его наследство потеряно, даже если он — всего лишь бродяга, лишившийся всего по прихоти богов.
— Но я не…
— И ты. И я. Альмиры больше нет. Или ты так и не понял этого?
— Как ты можешь…! — он побледнел, не то от страха, не то от гнева, был готов воскликнуть: — Зачем же тогда это все, весь этот путь, если…
— Ты ошибаешься, думая, что я лишился надежды, — будто вновь прочтя мысли собеседника, качнул головой Аль-си. — Я свято верю, что нам удастся спасти людей. Не всех, конечно, но тех, кто выживет — да.
— Если мы доберемся до повелителя дня, он снимет печать рока с Десятого царства.
— И все будет, как прежде? Нет, брат. Не будет. Уже никогда. И никакому богу нет до нас дела. Если кто нам и поможет, то только люди. И жить нам дальше не среди сказочных громов и эльфов, а таких же людей, как и мы с тобой. И знаешь что?
— Что? — ощутив внутри себя какое-то странное чувство пустоты, обреченности, безнадежно спросил Аль, хотя ему и вовсе не хотелось ни о чем говорить. Все, о чем он мечтал сейчас, это, оказавшись на каменном мосту, прыгнуть в бездну, надеясь, что боги и горные духи поймут его самопожертвование и помогут остальным пройти их путь, раз только их дорога, не его может привести к цели.
— Если раньше я хотел объединить десять царств…
— Чтобы получить власть, о которой все остальные только мечтали…
— Чтобы воплотить мечту тысячи и одного поколения, сделать то, что многие считали невозможным, избранные пытались и претерпели неудачу, и ни у кого, за исключением Основателя, не получилось.
— А сейчас? — ему было совершенно все равно. Но нужно же было чем-то заполнить образовавшуюся в душе пустоту. Хотя бы — разговором о чужом будущем.
— Я хочу сделать это ради того, чтобы жители Альмиры спаслись. И чтобы, лишившись родины, они не чувствовали себя в новом мире отверженными, бедными родственниками, нищими приживалами, у которых нет собственного дома, а из чужого не гонят, потому что совестно.
— Если ты будешь царем, все будет иначе, — соглашаясь с очевидным, кивнул Аль.
— Да. И тогда Альмира не умрет. Оставшиеся девять царств, объединившись, станут новой Альмирой.
— Ты еще не завоевал свое царство, а уже выбрал для него название, — не сдержавшись, хохотнул юноша. Право же, это было так забавно.
Аль-си же остался совершенно серьезен.
— Я завоюю его. Непременно. Не остановлюсь, пока этого не случится. И ничто не сможет мне помешать! — его глаза горели таким беспощадно жестоким огнем, что юноше стало не по себе. Он даже испугался — как бы с братом не случилось чего, он ведь, все таки, не здоров.
— Ну ладно, ладно, ты только не волнуйся…