По ту сторону грозы (СИ)

Миша потянул Эню за руку, заставляя встать за его спиной.

-Так это надо же! Вы дети, далеко от села вашего. И вернутися тудо не сможете.

-Что? Ты мать, не шути так.

-Да не шутю я. А ты милок, не кричи, и перестань супружницу свою за спину прятать, что думаешь съем ее?

Энна захотела сказать что-нибудь, но голос спрятался, «супружница, так супружница» она даже не задумалась над этим, но что-то раздражило ее в этом слове, в том, как бабушка произнесла его, но более, в том, как промолчал Миша, не опровергая бабулькины заблуждения. «какая собственно разница?» - накричало на нее подсознание.

-Эх, стыд та какой! Негоже деточка по миру в панталонах-то, ох не гоже!

-В каких панталонах? – не поняла она. Тогда бабушка указала скрюченным пальцем на шорты. Энна считала их даже чуток длинноватыми, они сантиметров десять до колен не доходили.

-Так это шорты, бабушка.

-В нашем мире женщины не ходят таки.

-В вашем? – вкрадчиво поинтересовался Мишка.

-В моем, а отныне и в вашем.

-Мать, изъясняйся яснее – и в его голосе послышалась та власть, которая превращала в угрозу все сказанное им.

«И даже голос не повысил» убедилась Энна, наконец, осознав, чем конкретно так восторгается Сашка, и побаивается она. В отличие от бабульки, той было все равно, по крайней мере, никакой реакции на интонацию Миши она не выказала. «А бабулька кремень» подумала она, наблюдая, как в проницательных глазах рождается ответ:

-Не мать я тебе, хотя, отчего же, радовалась бы, коли такого богатыря уродила! – и она похлопала Мишу по накачанному животу - Нюра звать меня.

-Хорошо, Нюра, так куда же нас занесла нечистая – проворчал он, радуясь как обычно, когда находился человека, который не боялся его как большинство. Миша прекрасно знал, как его голос действует на людей, хотя не знал почему. Собственно говоря, это незнание, никоем образом , не мешало ему пользоваться тем, чем наделил Бог.

-В Еравию.

-Куда? – одновременно спросили Эня с Мишей.

-В Еравию, деточки. Самую богатую и славную околицу Кортивии.

-Что за бред! – вскрикнул Мишка, и потянул Энну к машине.

-Когда, надоест вам по лесу пеши ходити, и есть захотеться, придете. Я тут рядышком, - и она указала пальцем в сторону, с которой пришла, - приходите, моя хатка, первая, как из лесу выдете. А я пока, кровать приготовити да ужин поставлю.

-Спасибо! – крикнула Эня, когда Миша запихнул ее в машину.

-Сумасшедшая! – выругался он, завел машину, и они уехали.

-Старая больная женщина, успокойся.

-Я спокоен! – рявкнул Миша.

-Давай все же проедимся, куда баба Нюра указала, наверное, там должны еще люди жить? – помолчав, предложила Эня.

-Да, - он был в бешенстве, хотел есть, хотел увидеть детей, а эта выжившая из ума старуха несет какой-то бред. «Еравия! Это ж придумать такое надо было!».

Через пол часа они подъехали к небольшому срубу. Он стоял у кромки леса, первый, как и говорила Нюра. За ним виднелся огород, перед домом был большой сад. Рядом колодец, такой же деревянный, и еще два строения. «Наверное сараи», зачем-то подумал Миша.

-Проедемся – сказал он со странной интонацией в голосе, заставившей Энну посильнее вжаться в спинку сидения ,-Что за бред? – повторял он снова и снова, пока они ехали по деревеньке. Все, от млада, до велика, выбегали на дорогу, и с открытыми ртами наблюдали за ними. Стоило им притормозить, как машину тут-же обсыпали ребятишки.

-Миш… - прошептала Энна, глядя на детей в странных, иногда порванных одеждах, женщин в длинных льняных платьях. И мужчин, в широких штанах и рубахах.

-Бред, это бред – повторял он, садившимся от нервного перенапряжения голосом.

Деревенька была достаточно большой, в ее центре стояла церковь с красивыми искрящимися золотом на солнце куполами. Несколько больших зданий, рынок. Но ни в одном переулке, ни в одном закаулке не встретились им даже намеки на цивилизацию. Ни одного провода, ни одной антенны, ни одной вышки. Ничего.

В наполненном удивлением и фатализмом молчании они вернулись к домику бабы Нюры.

Заглушив мотор, они еще какое-то время сидели в машине. Мишка долго рассматривал открывающийся взору вид, а потом повернулся к Эннне. И взгляд его излучал страшное. И страх, и неверие, и злость. Было в нем то, что испугало ее больше чем последние три дня.