— Я нашел, — сказал он вполголоса, — небольшое озерко с рыбой. Хотите, прочешем его сетью?
Быстро одеваюсь и выползаю из палаточки. Солнце только что поднялось над лесом, еще пахнет ночной свежестью. На траве блестят капельки росы, а галька выглядит мокрой, как после дождя. Несмотря на раннее утро, в воздухе уже повисла голубоватая дымка, которая обещает очень жаркий день. Сегодня она кажется особенно густой; скалы и лес на другом берегу Анюя просвечивают, как сквозь марлевую занавеску. В двухстах— трехстах метрах от лагеря Петя обнаружил среди высоких тополей уже отчлененную от реки небольшую усыхающую протоку. Присмотревшись, вижу в неглубокой воде несколько крупных хариусов. Они застряли здесь с половодья и сейчас, словно в поисках выхода из запад* ни, темными молниями бороздят ее во всех направлениях. Еще две-три недели засухи, и протока окончательно обмелеет — хариусам грозит неизбежная гибель.
— Их здесь шесть штук, — говорит Петя. Встав раньше всех, он успел не только разыскать этот живорыбный садок, но и подсчитать возможный улов.
Мы растягиваем бредень на гальке и подвязываем его концы к двум сухим жердям. Затем Петя, засучив штаны, лезет в воду и тащит сеть, стараясь вести нижний ее край с грузилами по самому дну. Я бреду вдоль берега протоки. Через несколько минут на солнце сверкают чешуей пять прекрасных хариусов с огромными спинными плавниками.
— Эх, одного-таки упустили! — с сожалением вздыхает Петя. Он нанизывает трепещущую рыбу на ивовый прутик, и мы возвращаемся к палаткам.
Через час у меня уже* готов завтрак. По случаю дня рождения Пети я нажарил белых оладий и сварил крепкий кофе с сухими сливками. На большой сковороде потрескивает подрумяненная в масле рыба.
Праздничность момента подчеркивается небольшой порцией коньяку, которым мы отмечаем и двадцать восемь лет жизни юбиляра, и близость одного из важнейших этапов путешествия — устья Ангарки. Там мы должны оставить глубоко сидящую моторку и, свернув в сторону от Анюя, подниматься по горным речкам Анюйского хребта.
Ко времени отплытия дымка над долиной сгустилась в настолько плотную завесу, что другой берег реки рас- таял в ней почти без следа.
А знаете, ведь это не дымка, а дым! — сказал вдруг Бонапарт. — Лес горит, наверно!
Действительно, сверху по реке тянуло все более явственным запахом гари. Неужели пожар?!
— Ничего удивительного, — озабоченно говорит Петя. — Столько времени не было дождя. Лес высох и, как порох, вспыхнет от всякой причины.
— Дело серьезное, — добавил Бонапарт, — если пожар захватил большой район, мы долго не сможем пристать к берегу.
— Нужно скорее проскочить опасную воду. Живее в путь! — воскликнул я.
К счастью, начало перехода встречает нас глубокой водой и относительно спокойным течением, Саша быстро выводит шлюпку к фарватеру и увеличивает скорость. Через некоторое время ровная пелена висящего над рекой дыма сменяется отчетливыми густыми клубами, которые то закрывают видимость до пятидесяти — ста метров, то неожиданно рассеиваются, открывая дальние горизонты. Очевидно, пожар разгорается, и ветер гонит огонь прямо на нас. Мы молчим и пристально вглядываемся вперед. Конечно, на воде огонь не страшен, но ведь мы не знаем, на каком расстоянии горит лес и большое ли пространство уже охвачено этим страшным для тайги бедствием. А вдруг огонь захватил больше двенадцати— пятнадцати километров вдоль реки — где же мы устроимся на ночлег?
— Ничего страшного, — бодро утешает Саша, — высадимся на какой-нибудь голой косе и переночуем!
— Должно, ты не видал больших таежных пожаров, — мрачно обрывает его Бонапарт.
Через два часа ходу за очередным поворотом реки показался горящий лес. Еще издали был слышен ровный гул и характерный треск горящих сучьев. Где-то в стороне пронзительно и тревожно кричали кедровки. Лодки врезались в густое облако смолистого дыма, Теперь он уже настолько плотно лежал на воде, что стало трудно дышать; у всех слезились глаза. Пожар бушевал главным образом на левом берегу реки. Правый берег только начинал гореть; маленькие очаги переброшенного ветром огня были видны лишь местами.
Саша пытается отойти от огня и плыть у правобережья. Увы, там слишком мелко, и мы волей-неволей должны вернуться к фарватеру, ближе к горящим деревьям и кустам.
Никогда мне не приходилось видеть лесной пожар так близко. Я с жалостью смотрю на пылающие сверху донизу высокие лиственницы, на горящие ярким огнем ветви тополей и берез. Пламя быстро распространяется и по траве, и по кронам деревьев. Оно то скользит длинными языками по сухому, как порох, мху, осторожно подкрадываясь снизу к стволам лесных великанов, то вдруг, как огненная птица, взлетает в воздух и цепляется за верхушки деревьев. Густые кусты ивы, смородины и шиповника после короткой борьбы внезапно вспыхивают и почти мгновенно с легким шипением сгорают. Заросли смолистого кедрового стланика загораются со свистом и треском. От них идет густой черный дым и летят пучки длинной горящей хвои.