По ту сторону Псоу

Я понял. Я согласен. России надо было поступить так же, а нашим на это ума не хватило. Не хватило тонкости. Не хватило понимания местных условий. Дело–то всё было в том, что абхазы совершенно не похожи на грузинов. Ну совсем другой народ. Абхазами нельзя управлять так же, как грузинами. Вот смотри. Царь Картли и Кахети вместе со всем своим народом попросился в русское подданство. Ни о каком «равноправном союзе» с его стороны и речи не шло. Он просился именно в подданство, заявив о готовности положить свою корону к ногам русского императора. И русские войска вошли в Тифлис, как защитники и освободители, и грузинский народ в подавляющем большинстве отнюдь не поставил волю царя под сомнение. И вот на берега Невы принеслась ещё одна радостная весть: абхазский князь тоже просится в Россию. Или просит Россию о покровительстве? Или предлагает России равноправный союз? Наши, не сильно вникая в тонкости, восприняли ситуацию как совершенно аналогичную грузинской. И с простодушной имперской дурью ввели в Абхазию войска, полагая, что и здесь их встретят, как защитников. Но здесь их встретили по–другому.

И не нашлось рядом с русским троном ни одного умного советника, который шепнул бы на ухо императору: «Ваше величество, с абхазами так нельзя, им надо полностью сохранить самоуправление, их вообще не стоит включать в состав империи, лучше заключить с абхазами договор о дружбе и взаимопомощи, для блага нашей империи этого будет вполне достаточно. Знаете, ваше величество, в Древнем Риме некоторым царям императоры даровали титул «Друг Рима», не посягая на короны этих царей. Так даруйте же абхазскому князю титул «Друг России», и во всем мире у вас не будет друга надежнее, а ежели захотите обратить абхазов в своё подданство, то как бы худо не вышло».

Но не нашлось у русского трона советника, который бы хорошо разбирался в тонкостях кавказских хитросплетений, а, может, он и нашёлся, но наш государь мог ответить ему всё с той же прямолинейной имперской дурью: «Это что ещё за причуды? Почему это с одним народом — так, а с другим — по–другому? Мы всем готовы даровать наше покровительство, но на равных условиях, иначе что это будет за справедливость?».

Нам бы у османов тонкости поучиться, да разве ж мы будем учиться у басурман? Из–за этой туповатой простоты пролились реки русской крови, а абхазов постигла этническая катастрофа. И в этом — русская вина.

Русская власть — власть тяжелая. Она не зла по природе своей, но тяжеловата. Мы, русские, хорошо это знаем по себе. А русский царь готов был обходиться со всеми своими подданными не хуже, чем с русскими, то есть, по его мнению — справедливо. И на абхазов русская власть отнюдь не собиралась давить больше, чем на самих русских. Откуда же нашему царю было знать: что для русского легко, то для горца тяжело, что для русского тяжело, то для горца невыносимо. Должен был знать. Раз уж взялся наводить порядок на Кавказе. Россия влезла на Кавказ, ни чего тут вообще не понимая и наломала таких дров, что до сих пор самим тошно. И в этом — вина России. И Россия должна это признать.

Но это далеко не вся правда. Мне вот интересно, Арсланбей и его сторонники вообще ни сколько не виноваты в этой войне и её небывало кровавом характере? Вот два народа схлестнулись в страшной схватке. Кто–то, может быть, думает, что русские виноваты во всем, а абхазы вообще ни в чем? А разве так бывает? Нет ли в национальном характере абхазов некоторых качеств, которые наряду с другими причинами, так же стали причиной этой войны? Не хочу отвечать на этот вопрос. Думаю, что на него должны ответить сами абхазы.

Ты пишешь, Даур, что Сафарбей, подписавший трактат о присоединении Абхазии к России, «вверг страну в небывалую по ожесточению войну». Вот парадокс. Сафарбей, желавший мира с русскими, оказывается, вверг Абхазию в войну, а Арсланбей, фактически начавший эту войну, ни какой ответственности за пролитую кровь не несет? Воистину, Даур, ты правду пишешь: «Черкесская вольность полна романтики, но лишена рационализма».

Ты пишешь: «Россия захлебывалась от восторга и крови одновременно». Очень яркий образ. Такие образы очень сильно действуют на сознание. Я живо представил себе огромное чудовище, пожирающее людей, пьющее их кровь и ни в чем ином не находящее радости. Это чудовище только тогда и приходит в восторг, когда льётся кровь. Но я так и не смог вспомнить, когда это в России встречали похоронки с восторгом. Знаешь, Даур, что самое удивительное в твоих словах? То что они написаны на русском языке. Почему–то не на абхазском. И не на турецком. И не на грузинском. И не на английском. И ведь Данте ты читал тоже на русском, да? И Шекспира. И Бальзака. Потом ты жил и работал в России. И свой роман издал в России. У тебя было много русских друзей, которые любили тебя, и которых ты тоже любил (Мне жаль, что я не успел стать одним из них). Может быть, Россия всё–таки стала для тебя второй Родиной? Или так и осталась чудовищем, которое рычит от восторга, захлебываясь абхазской кровью?