По ту сторону вселенной

Пока Инта была жива, Кей мог обходиться без нее и порой не замечал ее отсутствия. Знал, что она есть, и этого оказывалось достаточно.

Они даже не были духовно близки так, как он сблизился с «призраками», впустив их в свое сознание. От Инты же многое скрывал и не потому что не доверял ей — просто не хотел взваливать на нее лишнюю тяжесть. Умолчал не только о коллективном мышлении, но и об электронном подсознании.

Только сейчас Кей понял, какую непоправимую совершил ошибку…

Инта не могла не ревновать его к «призракам», это было бы свыше ее сил.

Ревновала и чисто по-женски, и как уязвленный невниманием человек. Ее терзала мысль, что Кей все больше удаляется от нее, что он стал еще более немногословен, чем прежде, что разговоры с ней его тяготят, что в нем появилась отсутствовавшая ранее черта — рассеянность.

Однако Инта никогда, ни единым словом, не обмолвилась ему об этом, но к «призракам» наверняка начала испытывать неприязнь, какую испытывала бы к удачливой сопернице.

А Кей ничего не замечал! И лишь теперь понял, почему Инта отказалась от бессмертия.

Ее равно страшило и то, что Кей может ее разлюбить, и то, что он предпочтет живой Инте Инту-»призрака».

И вот сейчас Кей тосковал. Вместе с Интой ушла часть его собственной жизни.

Он вспоминал, как незаметно подкрадывалась к нему любовь. Поначалу Кей не замечал ее. И под конец тоже перестал замечать. И безжалостно казнил себя за это.

«Зачем я исполнил волю Инты?» — мучился он, хотя знал: по-иному поступить было нельзя.

«Нас ничто бы не разлучало. Мы зашли бы в сознание друг к другу, слились бы в одно целое. Я стал бы ею, она мною…» Думая так, Кей сознавал, что ничего из этого не получилось бы. Инта превратилась бы в свою тень. Ему бы хотелось обнять ее, но руки прошли бы сквозь пустоту. Он не чувствовал бы в ней женщины, жены. Она сделалась бы бесполым призраком, одним из многих — Сарпом, Угром, Шулем…

Нет, Инта поступила мудро, хотя какую жертву пришлось ей принести в подтверждение этой мудрости!

Теперь коллективное мышление тяготило Кея, он предпочитал одиночество. И «призраки», понимая его состояние, не навязывали ему своего общества. Кей на время как бы отделил себя непроницаемым экраном и от них, и от Корлиса, которого с трудом удалось вернуть к жизни, и от остальных членов их маленькой колонии.

Словно дух изгнания, оставляя взаперти бессильное тело, парил над планетой — то уносился в космос, насколько позволяли волны Беслера, питавшие энергией сгусток плазмы и полей — «плоть» Кея-»призрака», то, подобно птице, сложившей крылья, камнем падал на Гему, зная, что не разобьется и не погибнет, хотя временами жаждал этого.

Впрочем, Кей не утратил чувства долга и не помышлял о самоубийстве. Он никогда не унизился бы до позорного бегства.

Кей подолгу летал над местностью, где они с Интой и Корлисом совершили первую высадку. Часто опускался на старинное кладбище. Здесь, согласно когда-то высказанному Интой желанию, которое Кей счел шуткой, она была похоронена под камнем с портретом девушки-двойника, ставшим теперь ее изображением.

Как много успело измениться за то недолгое время, что они на Геме.

Окрестности мегаполиса расчищены, растения культивированы, выстроен поселок. В самом мегаполисе ведутся работы, отчасти археологические, отчасти восстановительные.

Старший сын Кея постигает азы науки под руководством Корлиса, а младший, первый абориген новой Гемы, рожденный такой дорогой ценой, отдан на попечение Мио, которая рада была бы заменить ему мать.

С того дня, когда Кей лишился Инты, в его сознании поселилась музыка.

Абстрагироваться от нее, как абстрагировался от коллективного мышления, не удавалось. Да он я не стремился к этому.

Ему нравились необычные, берущие за душу звуки. Постепенно их стали сопровождать расплывчатые образы.

Кей не принял эти рождающиеся в мозгу картины за галлюцинации, ни на миг не усомнился в своем рассудке, возможно оттого, что и музыка, и образы появлялись лишь в «призрачном» состоянии, а оно само по себе было достаточно противоестественным, чтобы удивляться чему-нибудь. Но считать видения за объективную реальность тоже не решался.

Между тем образы утрачивали неопределенность, становясь все более четкими и яркими. Кей узнавал и не узнавал в них Гему. Из мнемотеки «призраков» он извлек немало знаний о том, какой была планета до катастрофы. Видел видеофильмы о ее городах, технике, быте. Многое восхищало его, а еще больше раздражало и даже вызывало возмущение. В голове не укладывалось, как можно силой оружия утверждать правоту, а тем более неправоту. Пышные парады, напыщенно тупые лица военных, их маскарадные мундиры казались неправдоподобно нелепыми. Но чего стоили человечеству эти игрища!

С чувством почтения смотрел Кей на изощренно умные машины, а вот создавшие их люди вовсе не казались ему умными. Неужели они не сознавали, во что выльется неуправляемое буйство, именуемое ими прогрессом?

Да, он не спутал бы Гему ни с какой другой планетой, даже если бы у нее появился двойник.