По ту сторону звезд

И тут с сотрясающей силой обрушилось понимание: как далеко заветная Шестьдесят первая Лебедя! Несколько световых лет – даль, превосходящая воображение, – и даже со всеми возможностями современных технологий это пространство остается огромным и страшным, а ее шаттл – крошечная пылинка, летящая в вакууме.

– Вас поняла, Наварес. Благополучного пути. Конец связи.

Негромкий вой донесся с кормы: марковский двигатель наращивал мощность.

Кира оглянулась через плечо. Двигатель она увидеть не могла, но могла себе его представить: большой черный шар, тяжелый, грузный, по ту сторону противорадиационного экрана корабля – коварная жаба, притаившаяся где-то в межстенном пространстве. Как обычно, при мысли об этом устройстве ее пробила дрожь. В драгоценных граммах антиматерии таилась радиоактивная смерть – стоит магнитным бутылям отказать хоть на миг, и все в шаттле погибнут. Непостижимым образом двигатель скручивал материю и энергию, чтобы войти в пространство сверхсветовых скоростей. И это всегда пугало Киру и заставляло задуматься: что же происходит с людьми, пока они спят в сверхсветовом пространстве?

На этот раз она выяснит.

Вой нарастал. Голос Эндо:

– Сверхсветовой переход через пять секунд… четыре… три… две… одну.

Вой достиг пика, и звезды исчезли.

Интерлюдия I

1

Вместо Млечного Пути появилось искаженное отражение шаттла – смутная, темная масса, подсвеченная лишь слабым мерцанием кабины. Кира видела в лобовом стекле саму себя, пятно бледной кожи, зависшее над контрольной панелью, – как будто лицо ее отодрали от черепа.

Ей никогда не доводилось своими глазами видеть марковский пузырь: в момент скачка она всегда находилась в криосне. Кира помахала рукой, и ее исковерканный двойник повторил то же движение.

Ее завораживало совершенство зеркальной поверхности: она была гладкой даже не на уровне атомов, а на планковском уровне. Ничего более гладкого не могло существовать, ведь пузырь состоял из искривленного пространства-времени самого космоса. А по другую сторону пузыря, по ту сторону этой бесконечно тонкой мембраны – немыслимость сверхсветовой Вселенной, столь близкой и в то же время столь далекой. Эту Вселенную Кире не суждено увидеть. Ни один человек никогда ее не увидит. Но она знала, что эта Вселенная существует – огромное чуждое пространство, которое роднили со знакомой ей реальностью лишь гравитация и ткань пространства-времени.

– Зазеркалье, – пробормотала Кира.

Старинное присловье покорителей космоса, точность которого она до той поры не осознавала. В отличие от обычного пространства-времени, марковский пузырь не был полностью непроницаемым. Происходила утечка энергии изнутри наружу (чрезвычайно велик был перепад давлений). Энергии утекало немного, но все-таки сколько-то утекало, и это к лучшему, поскольку снижался перегрев. Иначе «Валькирия», да и любой космический корабль, не продержалась бы в сверхсветовом пространстве дольше нескольких часов.

Кира припомнила объяснения школьного учителя физики: «Перемещение со сверхсветовой скоростью подобно движению одновременно по обоим катетам». Этот парадокс поразил ее, и чем глубже она осваивала математику, тем яснее понимала, насколько он точен.

Еще несколько минут она следила за своим отражением. Потом, вздохнув, затемнила переднее стекло, и оно сделалось матовым.

– Эндо, полное собрание произведений И. С. Баха, начиная с Бранденбургских концертов. Когда закончится, включи повтор. Уровень звука – третий.

Вступили первые аккорды, мягкие и точные, и Кира начала успокаиваться. С Бахом, с холодной, математической точностью перехода от темы к теме она всегда ощущала сродство: он строил, исследовал и преображал. И концовка всегда была исчерпывающей, полностью удовлетворяющей. Никакой другой композитор не вызывал у нее подобного чувства.

Музыка – единственная роскошь, которую она собиралась себе позволить. Если не включать слишком громко, большого объема тепла при этом не выделится, а поскольку Кира не могла читать или играть с помощью имплантов, нужно же ей было что-то, чтобы не рехнуться за долгие одинокие дни. Будь у нее при себе концертина, могла бы попрактиковаться, но поскольку концертины нет…

В любом случае успокоительная музыка Баха в сочетании с низким давлением воздуха в кабине помогут уснуть, а это необходимо: чем больше она будет спать, тем быстрее будут проходить дни и тем меньше пищи ей понадобится.

Кира подняла правую руку, подержала ее перед лицом. «Скинсьют» был темнее окружавшей ее темноты, тень внутри тени, он воспринимался скорее как отсутствие чего-либо, чем как реальность.

Ему надо бы дать имя. Спастись со «Смягчающих обстоятельств» – поразительное везение. И захватчик ее не убил, и взрыв, и разгерметизация… Сколько раз уже чужь спасает ее. Хотя, конечно, не будь чужи, она бы и вовсе не оказалась в такой ситуации…

И все же Кира чувствовала некоторую благодарность к своему «скинсьюту». А также уверенность, что он обеспечивает ей бо2льшую безопасность, чем броня морпеху. После того, что они прошли вместе, чужь заслужила собственное имя. Но какое?