Женщина была вполне свежа этим вечером. Длинное вязаное платье элегантно подчёркивало фигуру Софии. Аккуратное каре русых волос обрамляло озабоченное лицо.
Глава Вереск нахмурилась, отчего тонкие морщинки в уголках серых глаз стали ещё заметнее. Она всё-таки устала, но была, как всегда сдержана и холодна. Тонкие губы, покрытые слоем безупречного тона помады, изогнулись, изображая дежурную улыбку. София элегантно сложила руки на груди, поигрывая от нетерпения тонкими пальцами.
– Вечер добрый… – Виктория устало прошла по светлому, вышитому цветами ковру и потянулась к графину с водой, намереваясь утолить жажду.
Выходить потом из своей комнаты не хотелось.
– Здравствуй, Виктория, – профессор отодвинул графин в сторону, наливая ей воду в высокий синий стакан, и повернулся к девушке, – у тебя выдался трудный день?
Альберт Ссон всегда выглядел абсолютно спокойно и невозмутимо, что бы он при этом ни говорил. Сейчас беловолосый мужчина глядел на Викторию своим привычным взглядом, который они с Зои тайно называли «воспитательным гипнозом».
– Один из многих, такой же, как все остальные, – девушка заставила себя принять предложенный стакан, выпивая его почти залпом. Вода чудесным образом освежила горло, спасая её.
Что Ссон делал у них дома сегодня и так поздно вечером? Сквозь поток мыслей до неё донёсся вопрос, который, наверняка, задавался уже не впервые.
– Ты снова пропустила занятия. Я ждал тебя, Виктория, – проговорил профессор, – что за оправдание ты приготовила для меня на этот раз?
Девушка краем глаз видела, что мать, не сводя с неё взгляда, также ожидала ответ дочери. Никогда в жизни эта женщина не интересовалась тем, как её дела, но всегда ожидала «рапорта» о каждой неудаче или проступке. Сначала это расстраивало, потом пришло равнодушие. Поскольку как ни старалась, все попытки что-либо изменить в отношениях с матерью, были провальными.
София Вереск блестяще играла роль любящей матери перед камерами и своими подчинёнными. Но в собственном доме не было нужды притворяться. Она рассматривалась Главой как один из мелких подчинённых, не имеющий ровным счётом никакой ценности. Они были чужими друг другу.
– Я проспала, – Виктория устало повела ноющими плечами.
Профессор почему-то вздохнул. Девушка глянула на него исподлобья.
– Я ожидал чего-то более существенного, – подвёл Ссон итог, вовсе не нужный ей сейчас, – ты меня разочаровала.
Виктория хотела что-то сказать, но слова почему-то не шли. Разочаровала? Она разочаровала окружающих в тот день, когда появилась на свет. Об этом ей усердно твердили с самого детства. Ничего нового. Как ни старайся.
От того и перестала, давно смиряясь с участью неугодного «разочарования». Ей захотелось куда-нибудь сбежать, лишь бы избежать расспросов, или получить своё наказание, в виде дополнительных часов в выходные. Ссон словно почувствовал её настроение и произнёс спасительные слова:
– Ступай отдыхать, мы обсудим твоё поведение позже.
– Вы мне не отец, – сухо напомнила Виктория, – так что не распоряжайтесь в этом доме. Что касается пропусков, то это будет обсуждаться только в стенах академии.
– Виктория! – София гневно попыталась прервать её.
Но дочь, снимая куртку, перекинула её через плечо и уже не слушала никого. Девушка захлопнула дверь своей комнаты и немного успокоившись, упала на кровать. Мокрая майка, из-за прошедшего недавно дождя, холодила грудь и живот, ещё больше остывая под врывающимся из открытого окна ночным ветром. Виктория потянулась к карману штанов и достала свой коммуникатор. Набрав привычный номер, она слушала бесконечный сигнал ожидания.
– Отвечай, Левин. Вы же починили её, – девушка сняла с себя мокрую одежду и снова попыталась связаться с куратором.
Возвращаясь головой на одеяло, Виктория наконец услышала голос друга.
– Ты в порядке, Левин?
– А ты сомневаешься? – потянул Дмитрий.
Виктория чувствовала в его голосе улыбку и от того ещё сильнее хотелось, чтобы друг немедленно оказался здесь, перед ней.
– Ты должен быть осторожен, – велела она.
– Я всегда осторожен, – напомнил лейтенант.
– Сначала стреляй, потом думай!
– Это твой удел, Вик, – усмехнулся Левин, – тут мне тебя не переплюнуть. Как ты провела день? Ты говорила с матерью?
– Я свяжусь с тобой позже… – Виктория быстро отключила прибор, закинув его под подушку.
Он в порядке и это главное. Рассуждать о том, как она провела день, никак нельзя. Единственное правильное решение – сбежать от разговора.
– Это становится нестерпимым… – голос матери снова донёсся до Виктории.
– Это тот момент, когда достигнуто так много. Ты же понимаешь? – успокаивающие слова Ссона звучали ещё настойчивей.
– Это тот момент, когда мне хочется сказать – довольно! – возмутилась София, – ты никогда не был на моём месте! Не боялся заснуть по ночам, зная, насколько «оно» близко…
– Почему они говорят так громко? Ночь на дворе, – Виктория тихо вздохнула, чувствуя, что настроение вконец портилось.