Как и накануне, едва только все трое миновали Васильева и Пакшина, один из солдат был убит. Второй солдат и ефрейтор, услышав команду «Руки вверх!», бросились бежать. Перед ними на дорогу выскочили я и заменивший Горбанева матрос Коваль. Коваль схватился с солдатом врукопашную, а ефрейтор, что-то крича, кинулся с дороги в лес. Я считался в ту пору неплохим бегуном, не раз до войны занимал на соревнованиях призовые места, но и то еле-еле его догнал. И только услышав за спиной короткое «Хенде хох!», сказанное тоном, который не предвещал ничего хорошего, гитлеровец остановился и поднял руки. Тут подоспел Пакшин. Ловкая подножка (недаром же нас в отряде тренировали самбо), и ефрейтор грохнулся наземь. Вынув из кармана заранее припасенный каждым разведчиком кусок парашютного шнура, Пакшин надежно «спеленал» гитлеровца, и, подхватив его на руки, мы поспешили к дороге.
Тут, как и вчера, все уже было прибрано, и мы направились в лес, где лежал раненый Горбанев. Матрос Коваль с поцарапанным лицом рассказал по дороге о своей борьбе с солдатом.
— Здоровый оказался, черт. Свалил я его, так царапаться стал, словно баба. Вон как физиономию отделал. Саднит вся. Пришлось «успокоить»…
Что же. Коваль поступил правильно. Никто этого немца к нам не звал. Сам пришел. А с такими у нас разговор короткий.
Неся на руках раненого Горбанева и «языка», мы двинулись в обратный путь.
Сначала ефрейтор плакал, считая, по-видимому, что его ждут «большевистские зверства», о которых неумолчно твердила геббельсовская пропаганда. Немалого труда стоило убедить его, что ничего плохого ему не грозит. На вторые сутки мы на переходах уже развязывали его и «пеленали» только на привалах, когда все, за исключением часового, спали. Ефрейтор заметно повеселел, стал разговаривать. Выяснилось, что до войны он работал ветеринарным врачом, поэтому-то штабное начальство и послало его в сопровождении двух солдат в ближайшее селение выбрать теленка на жаркое. В штабе он служил артиллерийским писарем. Это нас немало порадовало: ведь писарь обычно знает куда больше, чем иной офицер. Заботились мы о «языке», пожалуй, больше, чем о самих себе. Дали ему даже ватные штаны и куртку, чтобы не простудился. К этому времени у нас уже кончились продукты. Только у меня сохранилось несколько плиток шоколада. Так в течение всего времени, пока мы добирались к своим, я делил этот шоколад между раненым Горбачевым и ефрейтором. Сами же мы только пояса потуже затягивали. А когда голод становился особенно нестерпимым, сосали кусочки льда или снега.
Командование 174-го горно-стрелкового полка, которому мы, возвратившись, передали ефрейтора и документы, взятые у убитого гитлеровского капитана, не могло нахвалиться «языком». Бывший артиллерийский писарь дал весьма ценные показания. Он сообщил, в частности, что на высоте 1017 у противника расположен штаб подразделения, которое держит оборону на этом участке. Решено было захватить высоту.
К этому времени с перевала Псеашха возвратилась вторая часть нашей группы. Она тоже успешно выполнила поставленную ей задачу, проведя тщательную разведку противника в районе перевала.
Мы все присоединились к отряду, выделенному для штурма высоты 1017. Тополов и старший матрос Клижов пошли с основной частью отряда, которая по плану операции должна была атаковать укрепления противника с фронта, а я с девятью разведчиками направлялся в обход высоты, чтобы ударить по врагу с двух сторон.
3 октября отряд вышел из Эсто-Садок в горы. Через два дня, не доходя до высоты 1017 километра три, мы разошлись. За ночь основной части отряда предстояло преодолеть почти отвесные скалы, чтобы как можно ближе подойти к позиции противника. Мы должны были к утру обойти гору и с тыла подняться вверх по тропе. Условились, что сигналом общей атаки будет красная ракета…
Трудно сказать почему, но почти до самого верха горы мы не встретили ни одного часового. Это, понятно, только облегчало нашу задачу. И лишь подходя уже к вершине, высланные вперед Коваль и Пакшин без шума сняли задремавшего гитлеровца.
…Ракета взвилась перед рассветом. Сразу же в горах многократным эхом прозвучали автоматные очереди, раздались взрывы гранат. Штурмовой отряд смело атаковал противника. Тополов и Клижов в числе первых ворвались в окопы врага. На пути наступавших встретился блиндаж. Засевшие там гитлеровцы строчили из крупнокалиберного пулемета, не разбирая, где свои, где чужие. Метко брошенной гранатой Тополов заставил пулемет замолчать.
Гитлеровские альпийские стрелки не успели еще толком разобраться, что к чему, как с тыла по ним ударила наша группа. Это еще более усилило панику среди врагов. Минут через сорок ожесточенного боя высота 1017 была полностью в наших руках. Кроме документов разгромленного штаба и целого мешка почты, мы захватили также пленных, много различного оружия, в том числе три миномета, боеприпасы…
С рассветом гитлеровцы попытались было вернуть высоту, но мы выставили на тропе пулеметную засаду под командованием матроса Клижова, и противник только понес большие потери, ничего не добившись.