По встречной в любовь

       — Мам, — Иннокентий коснулся подбородком макушки племянника. — Не сейчас, ладно?

       — Хорошо, вечером поговорим.

       — Вечером тоже не смогу. Я вас отвезу и сразу уеду.

       — Почему?

       — Потому что у меня завтра свидание.

       — С кем?

       — С кем, с кем? С девушкой! Что за идиотские вопросы.

       — Так на другие ты отвечать не хочешь, — насупилась мать.

       — Я уже на все вопросы ответил, так что не надо начинать по новой. Садись в машину. Нам толкаться два часа.

       Он спустил на землю Тимофея и вылез следом, чтобы пристегнуть мальчика в кресло, а мать села вперед.

       Они ехали какое-то время молча. Иннокентий то и дело поворачивал к ней голову, но не для того, чтобы вывести на разговор, а точно хотел в сотый раз убедиться, что рядом нет Насти. Увы, выкинуть эту девку из головы будет не так уж и просто. Может, конечно, два дня с Моникой его излечат. Хотелось бы в это верить.

       — Лида написала мне про все, — вдруг заговорила мать, пряча телефон в сумку.

       Иннокентий не повернул головы.

       — Ничего нового она написать тебе не могла, — он машинально взглянул в зеркало заднего вида: мальчик спал. — Я не буду содержать чужих детей.

       Мать тоже обернулась назад, но ничего не ответила. Лишь больше надулась.

       — Ты вообще не подумала, что когда-нибудь я женюсь? — продолжил Иннокентий тихо. — У меня, надеюсь, тоже будет два ребенка. Предлагаешь, поднимать на ноги четверых? Увольте… А если я заведу любовницу и не одну, у меня никаких денег не хватит…

       — Кеша, прекрати!

       — Не называй меня Кешей! — Иннокентий даже машину дёрнул. — Я этого не люблю, и ты это знаешь.

       — А я не люблю, когда ты говоришь такие глупости.

       — Я давно не был настолько серьезен, мам. И вообще у тебя двойные стандарты. Никите иметь жену, детей и кучу любовниц можно, а мне нельзя. Где справедливость?

       — Иннокентий…

       — Вот и молчи. Считай, что этим ребенком, — он мотнул головой в сторону спящего Тимофея, — твоя дочка просто залетела. К счастью, он пошел в нашу породу, и я могу забыть, кто его отец. Сейчас пусть делает аборт, разводится и начинает новую жизнь…

       — Какую новую? Ей тридцать один… Ты что, не понимаешь этого?

       — Нет, надо похоронить себя за плинтусом с этим мудаком! — Иннокентий откашлялся, чтобы вернуться к шепоту. — Знаешь, что… Вот хочет она содержать мужика, пусть выходит на работу. Не зря училась, мозги у нее есть… Во всяком случае были еще пять лет назад. И я, может быть, ей и слова тогда не скажу, но когда я плачу из собственного кармана, то имею полное право спрашивать, куда идут деньги.

       — Ты стал похож на своего дядю.

       — Это комплимент?

       — Ты знаешь, что нет. И мне очень жаль девушку, которая с тобой встречается. Очень жаль.

       — А мне кажется, это очень счастливая девушка, — бросил Иннокентий уже в лобовое стекло, опалив мать до этого гневным взглядом. — Ты только не лезь сейчас к Лидке со своими советами. Она стоит на пороге новой жизни. Я уверен. И во всем поддержу ее. Найду ей работу. Так что готовься сидеть с внуком. У Лидки не будет особо времени им заниматься. И думать о бывшем. И мужика найдет себе. И родит ему, если захочет. Так что все хорошо. Не надо тут из мух слонов делать.

       — Как у тебя все просто, Иннокентий Николаевич. Будто в жизни можно что-то предсказать…

       — Можно, если розовые очки не надевать. Я говорил, что Никита козел? Говорил. И дядя Серёжа говорил. И вообще, мать, это вы с отцом, царство ему небесное, во всем виноваты. Нефиг было девку до двадцати пяти опекать. Были нормальные парни, вы же их отфутболили — с этим не ходи, с тем не целуйся. Двадцать пять, а ты не замужем? Ах, ты замужем, так рожай быстрее! Может, она до беременности бы поняла, что он за тварь. Нет, куда там… Давай, давай, а то не успеешь… А теперь — ну так поезд ушел, красотка…

       — Тебе чего сегодня прорвало? — мать даже сумку в ноги с колен швырнула.

       — Меня давно прорвало, мама, если ты это до сих пор не поняла. Только ты думаешь, что все волшебным образом само собой разрулится. Этого не будет…

       — Кеша, у тебя с той девушкой серьезно?

       Он от неожиданности вопроса даже притормозил и, резко повернув к матери голову, отчеканил:

       — У меня с каждой девушкой всё очень серьёзно. Ещё вопросы будут?

       — У меня к тебе вообще никогда нет вопросов. Ты очень изменился. Ты просто копия дяди. Ты всегда знаешь, кто и что тебе должен.

       — Мам, я люблю Лиду. И хочу, чтобы она была счастлива. С Никитой это невозможно. Нормальный мужик бы так себя не повел. А если он ненормальный изначально, то нормальным уже не станет. Ты зря думаешь, что что-то изменится в лучшую сторону. Я вот очень удивлюсь, если он придет ко мне во вторник. Я даже ему руку пожму за храбрость. Но вот я на девяносто девять процентов уверен, что этого не произойдет.

       — Ты делаешь сестре только хуже… Ты не понимаешь…

       — Мать, я все понимаю! И коня на скаку, и в горящую избу, и ковриком у порога, чтобы благоверный ножки вытер. Я все вижу и все понимаю. Этого не будет. Я хочу сестре нормальную жизнь. И у нее будет нормальная жизнь. Я все для этого сделаю. Я уже делаю немало. Ты почему-то не просишь денег у дяди Серёжи, только у меня…