По встречной в любовь

       Может, она и хотела дополнить вопрос, но он схватил ее губы и завел букет за спину, не заботясь о том, как розы переживут порыв его страсти. Настя же уронила руки вдоль тела — точно ключи весили тонну, но потом очень осторожно ее пальцы скользнули под куртку, проверяя его рубашку на мягкость или, скорее, тело на наличие лишнего жира. Губ она тоже у него не забирала, хотя нет, она тянула их назад, и поцелуи получались короткие, рваные, но оттого еще более сладкие — хотела бы совсем вырваться, ушла бы — не обнимала, а толкнула бы в грудь, и он отпустил бы, а так не дождется. Он хоть до утра здесь простоит.

       Если бы не противная дверь — она загудела, чтобы выпустить из плена дома кого-то из жильцов, и Иннокентий заранее оттаранил Настю к двери мусоропровода.

       — Фу, — она все же вырвала губы. — Я испугалась, вдруг мама…

       Он смотрел на ее влажные ресницы, блестящий кончик носа и припухшие губы.

       — А что бояться-то? — он еле сумел выговорить каждый звук. — Ничего плохого мы не делаем…

       Он снова попытался ее поцеловать, но на этот раз Настя уперлась ему в грудь, но он лишь сильнее прижал ее к гудящему животу.

       — А я не хочу тебя отпускать.

       — Кеша, ну мне надо… — она совсем откинула назад голову, будто собралась встать на мостик. — Пусти…

       — Не-а, не пущу… — и он нашел губами ее шею.

       Насте пришлось перебираться по его груди к плечам. Тогда он поцеловал ее правую руку.

       — Во сколько ты вечером обычно гуляешь с собакой?

       — Мама уже погуляла.

       — Я про завтра, — он водил губами по ее щеке. — Я приеду и вы с Эйты покажете мне Сосновку. Ведь покажете?

       — Я не хожу туда одна… Кеша…

       Но он сумел протиснуть язык в уголок ее рта и снова целовал, теперь уже вовсе не жалея ее губы.

       — Ты пойдешь туда не одна, а со мной…

       Он лишь чуть-чуть отстранился от раскрасневшегося лица девушки, чтобы сразу после ответа Насти, вновь поцеловать ее.

       — Мама будет думать, что я одна.

       — И как же мне тогда с тобой встретиться?

       Ее глаза тоже горели, и на ресницах дрожала влага. Он приблизил губы к ее глазам, и Насте пришлось зажмуриться, чтобы он аккуратно запечатлел поцелуй на каждом веке.

       — У нас через два двора большое поле — там куча собак гуляет. Скажу, что иду туда. Кеша, пожалуйста… Мне надо домой.

       Он нехотя отпустил ее и протянул букет.

       — Я смогу часам к восьми. Не раньше. Мне просто не доехать, — он провел освободившейся рукой по ее щеке. — Ты мне позвонишь? Или напишешь?

       — Я тебе и позвоню, и напишу.

       Он уже думал убрать руку, и вдруг Настя прижалась к ней губами, но он вырвал ее, схватил Настю за шею и, сминая букет, снова нагнулся к ее губам.

       — Я так не уйду никогда. Гони меня нафиг, — выдохнул он через пару минут.

       — Иди нафиг.

       Он сжал губы и кивнул.

       — Уже иду. Собаке привет.

       — Я передам. Ну иди же… Я тебе позвоню завтра.

       — Давай уж, звони, а то я ведь адрес теперь знаю. Все равно ж припрусь.

       — Пока, Кеша.

       — Пока, Настя.

       Он снова было потянулся к ней, но она отступила на шаг, пришлось махнуть рукой и попятиться самому. А теперь бежать прямиком через двор в завтрашний день. Кофе все же пил он зря. Не уснет, сто пудов. Вот будет лежать и мучиться вопросом — что делать и как теперь быть с этой Настей?

      Глава 17. "На прогулку надо брать с собою булку"

       Иннокентий проснулся раньше будильника — от звонка сестры.

       — Это ты мне вместо «доброго утра» приготовила? — прорычал он на просьбу Лиды перенести встречу с ее мужем на полдень среды. — А завтра будет четверг, а там уже и выходные, а потом пора рожать, так, да?

       Он не смог поднять с подушки голову: не хотел. Боялся, что иначе швырнет что-нибудь на пол — подушку там, одеяло, а может вообще скинет с тумбочки ночник.

       — Хочешь поговорить с Никитой, чтобы он тебе все объяснил? — спросила Лида тихо, когда брат наконец замолчал.

       Восьмой час. Поговорить? Ну, а что он хотел — конечно, этот козел ночевал в его квартире.

       — А я сейчас сам к вам приеду! — вдруг заорал Иннокентий, в ярости сжав край одеяла. — Мне не в лом! Можешь даже кофе на меня не варить!

       — Кеша, хватит орать! — прорычала Лида в трубку.

       — Не смей называть меня Кешей! Я тебе не попугай! — теперь он скинул одеяло и сел.

       Утром хотелось вжаться головой в подушку, которая, пусть лишь в его мечтах, хранила запах Насти, а приходилось расшвыривать по квартире вещи!

       — Зато заладил, как попка-дурак какой-то… — Но что именно заладил Лида не уточнила. — Я сказала, что мы приедем к тебе завтра, а сегодня у Никиты дела. Ему надо загород ехать к клиентам. Перенести он не может.

       — А вчера позвонить слабо было? — нет, он не успокоился, ему осточертело вранье Короткова! — Лида, хватит держать меня за идиота!

       Он даже встал с кровати и вышел в гостиную — в полумраке с трудом, но все же удалось рассмотреть две человеческие фигуры, переплетенные в дерево: и он сразу улыбнулся.

       — Ты можешь понять, что не все люди назначают встречи? — продолжала шипеть Лида. — В мире существуют и те, которым их назначают, не спрашивая, свободны они в это время или нет.