По закону военного времени…

Уже неделю нахожусь здесь. Эти семь дней прошли для меня в горячечном бреду, в вязком мраке забытья. Иногда чувствовал, что к моему лбу приникала чья-то прохладная рука. В моменты просветления рука судорожно шарила в поисках автомата. Потому что привык к его тяжести и в последние полгода с ним не расставался. Это был единственный друг и товарищ, который никогда не подводил. В беспамятстве звал Пегрикова, вел роту в контратаку на дачный поселок под Казачкой, рубился в рукопашной на Фиоленте. Снова и снова уплывал, отстреливаясь, в море. И темнота… Непроглядная первобытная, пугающая, взякая тьма. Родные и любимые черты лица Оксаны. Фотокарточка на ее могиле. Задорный смех моей жены глухим эхом отражался в сознании… «Вова, нас будет трое!» – сказала ненаглядная и слова эхом исчезли куда-то глубоко. Опять ненавистный рев реактивных двигателей самолетов, леденящий душу вой бомбы, глухой раскат взрыва. Кровь, теплая алая кровь любимого человека на твоих руках. Ее податливое дряблое, не успевшее остыть и окоченеть тело… Стертые до задницы ноги, соль на выгоревшем камуфляже, кровавые мозоли на ладонях от лопатки. Первый бой, первые потери. Девичий лес, заваленные трупами едва вырытые окопы. Девчонки и зрелые женщины, в неестественных позах… Пропитанные свернувшейся кровью «камки». Они стояли до конца, не сдались. Мириады мух над телами… Последние почести павшим.

Сегодня утром проснулся с головной болью, попытался встать, но тут же пронзила боль в правой стороне груди и позвоночнике, скривившись от боли, уронил голову на подушку. Тело было каким-то чужим. Казалось, что душа жила своей отдельной жизнью. Осмотрелся – палата была светлая и просторная. Я увидел, что в палате было еще три койки. На двух кто-то лежал, но их не было видно, потому что одна из них своим изголовьем примыкала к моему, а другая – была напротив первой, у другой стены. Но о том, что там кто-то был, догадался по сопению и покашливанию. Кровать, что стояла напротив моей у противоположной стены, на данный момент пустовала, но то, что ее обитатель вышел ненадолго, говорило то, что постель была смята, а одеяло беспорядочно отброшено.

Вдруг послышался скрип двери. Послышался кашель и запах табака. Блин! Как долго я не курил! Аж закашлялся. Тот, кто зашел в дверь уверенно прошествовал через палату и плюхнулся на пустующую койку. Это был невысокого роста человек лет сорока пяти, с пробивающейся сединой. У него была видимо, раздроблена левая ключица, судя по его гипсу, который сделан так, как – будто он отдает воинское приветствие. В принципе, ничем не приметное лицо, но от этого человека просто веяло житейской мудростью и добротой. Когда он плюхнулся на койку, посмотрел в мою сторону. И, увидев, что я уже очнулся, улыбнувшись, сказал:

– -О-о-о! Ну, наконец-то, очухался. А то мы уж тут подумали, что ты к нам ненадолго. И спать нам ночью не давал, все какую-то Оксану звал. А матерился! Слушай, я таких выражений не слыхал за все свои двадцать три календаря. Ты пить может, хочешь? – сказал он, потянувшись к графину с водой здоровой рукой, возле которого стоял стакан.

– – Спасибо, – прошептал я пересохшим ртом, облизав потрескавшиеся губы, и каждое прикосновение к ним вызывало неприятное щипание.

– – Ну, давай, пей, только осторожно – не утони, – он взял стакан и поставил на тумбочку, которая стояла у моего изголовья, вставил в стакан один конец трубочки от капельницы, а другой – вставил мне в губы.

– – Так, я сейчас, сестру позову, а то просила сообщить, когда ты очнешься, – сказал он и вышел из палаты.

Я начал потягивать из трубочки воду. Боже! Какая благодать! Даже не заметил, что вода была теплой и не особенно приятной на вкус, во всяком случае не такая к какой я привык. А может она просто была застоявшаяся. Начал остервенело высасывать жидкость из трубочки, пока не послышалось хлюпанье в пустом стакане. Мне хотелось пить и пить, еще и еще. С сожалением выплюнул «водопровод Вова-стакан».

За дверью послышались шаги и голоса. Один из голосов был женский и молодой, а второй принадлежал моему соседу. Что они говорили разобрать не смог, потому что шумело в ушах. И вот открылась дверь, форточку сквозняком закрыло, в палату зашел сначала сосед, а за ним – девушка в белом халате и шапочке. Ей было около двадцати, открытое круглое лицо с мелкими веснушками, которые нисколько ее не портили, большие карие глаза делали ее весьма привлекательной. Ну, а фигура была скрыта под халатом. Медсестра подошла ко мне и потрогала лоб. Мой сосед здоровой рукой подставил ей стул, на который девушка села.

– – Я же и говорю, Леночка, ну что, мол, вьюнош, очухался? – балагурил сосед.

– – Ну, как вы, товарищ лейтенант? – спросила она у меня. – Как вы себя чувствуете? Сейчас врач из приемного вернется и осмотрит вас.

– – Где я? – прохрипел я.

– – Вы в госпитале, в Хосте. В травматологии. Вы лежите, вам нельзя разговаривать. Сейчас я доктора позову, он сказал, что когда вы придете в себя – его позвать.