По закону военного времени…

Подошел к КПП штаба. Зашел в будку с телефоном, поставил вещмешок на пол и набрал номер дежурного по управлению тыла. Спросил сержанта Гурко и через минут пятнадцать за мной пришел матрос средних лет в камуфлированной форме. Выписали пропуск, запустили на территорию и я пошел за матросом. Спустившись по лестнице на три этажа, оказался на уровне, где располагались управления тыла и кадров. Ко мне вышла небольшого роста, миловидная девушка лет двадцати пяти одетая в морскую форму. Мешковатая, на несколько размеров большая уставная форма не смогла испортить ее безупречную фигуру. После сидения в окопах она показалась мне чуть ли не идеалом женской красоты и невольно мысленно позавидовал Сане Гурко, “белой завистью”. Передал треугольник письма и пакет. В кратце рассказал “о делах наших скорбных”. Света тем временем приготовила поесть и чуть ли не насильно усадила меня за стол. Пока ел, в комнату зашла девушка с мичманскими погонами на плечах и через миг она подбежала ко мне и повисла у меня на шее, так как я от неожиданности подскочил. Это была та самая Елена Пименова. После того, как мне Света – жена Гурко, принесла ответный конверт и пакет с чистым теплым бельем. А это у нас был дефицит – особенно если без вшей. Пришлось поблагодарить за угощение и откланяться, так как уже попал в оборот Лены. Отказавшись от очередной порции угощения, уговорил Пименову пойти прогуляться.

Девушка-мичман зашла в управление и минут через пятнадцать вернулась. Она одела морскую шинель и шапку – выглядела в принципе даже очень неплохо. Скажу по секрету, мне всегда нравились женщины в форме. Даже сам не знаю почему.

Подошли к лестнице, которая вела на улицу Ленина. Вещмешок после осмотра оставили на хранение дежурному по КПП. В принципе, все равно бы потом пошел провожать Лену – воспитание, знаете ли. А таскаться с этим баулом на свидании с девушкой аж никак не в кайф. Закинул автомат поудобнее за плечо, поправил берет и разгрузку. Ну, а теперь можно и пройтись! Давно я просто так не гулял, чтоб без цели, так, сделать “проминэ для плезира”. А с девушкой тем более, хотя это была не Оксана. Поначалу некоторое время чувствовал себя немного “не в своей тарелке”. Казалось, что предаю память своей жены. Но ведь это не так! Думаю, что здесь все в рамках. На войне надо жить здесь и сейчас, иначе не успеешь.

Когда поднялись на Ленина возле развалин Дома Офицеров флота, нам в лицо пахнул мокрый, противный и пронизывающий ветер с моря. Народу было не так уж много и каждый куда-то спешил. Только мы шли к набережной перепаханной воронками никуда не спеша. Первые минуты даже не знал о чем говорить, но потихоньку разговор сам собой наладился.

– – А мой дом бомбой накрыло,- сказала она, – О родителях ничего не знаю. Брат тоже не пишет…

– – Ничего, найдутся. – сказал я, – А мои погибли… Их накрыло тоже при бомбежке. Они жили недалеко от Каховской ГЭС. И когда амеры ее хотели разбомбить, пэвэошники отогнали. Так эти уроды отбомбились на наш микрорайон. Я просто на переформировании встретил своего соседа, и он мне рассказал об этом.

– – И, наверное, поэтому ты был тогда такой грубый и мрачный.

– – Да нет, не поэтому.

– – А что у тебя тогда случилось?

– – Были на то свои причины.

– – Ну, ладно, не хочешь рассказывать – не рассказывай. Я всеравно знаю, что у тебя жена погибла. Просто тем, что ты все это держишь в себе, ничего не изменишь и делаешь только себе хуже. Я же вижу, как ты изменился. Вова, ты как будто потух.

– – Может быть…

За разговором и не заметили как вышли на пустырь после пляжа Хрустальный. Перед нами открывался вид на выход из Севастопольской бухты. На противоположном берегу бухты чернели развалины Константиновского и Михайловского равелинов. Уже почти стемнело. После многих месяцев ожидания непрерывных бомбежек, как-то себя неуютно чувствовал на открытом пространстве. Глаза привычно искали вероятные убежища. Сегодня было как-то необычно тихо – пендосы с неба не работали. Только канонада и вспышки в районе Мекензиевых гор напоминали о войне.