По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

Суть происшедшего подробно излагалась в заявлении потерпевшего и в милицейском протоколе. Если отбросить различные второстепенные детали и имеющиеся в каждом деле ответвления, события развивались следующим образом. 25 октября в 7 часов вечера Шамрай отпустил домой своего шофера и секретаря, а сам продолжал работать. Около двенадцати на машине отправился на дачу (он имел любительские права и часто сам водил автомобиль). При нем был портфель, в котором находились бумаги комиссии по партийной чистке редакции одной из городских газет (Шамрай был членом комиссии), материалы для доклада, паспорт, партийный билет, деньги и ценные подарки, предназначенные для вручения сотрудникам треста в канун праздника, — два серебряных портсигара и три пары именных часов. Оставить портфель на работе он не мог: замок его сейфа испортился, а в спецчасти и секретариате уже никого не было. К даче Шамрай подъехал в половине первого. Зачехлил машину и пошел заваривать чай. Жена с дочерью отдыхали в Крыму, а он привык перед сном выпивать стакан крепкого чая. Портфель Шамрай положил в средний ящик письменного стола, который стоял в соседней комнате, выходящей окнами в сад. Затем он закрыл стол на ключ, а ключ спрятал под подушку. Уснул он приблизительно в половине второго и проснулся около четырех от шороха в смежной комнате. Почувствовав запах гари, Шамрай стал поспешно одеваться. Вначале ему показалось, что горит соседняя дача, но, когда он приоткрыл входную дверь, в переднюю ворвалось пламя, которое опалило ему лицо и волосы на голове. И только тогда он понял, что горит его дача и ему придется выбираться через окно. Он взял ключ из-под подушки и бросился к письменному столу, чтобы достать портфель.

Замок в ящике оказался взломанным, портфеля не было… В ту же секунду на него сзади кинулся какой-то человек и стал душить. Шамрай с трудом разомкнул пальцы неизвестного, отшвырнул его в сторону, выскочил в окно и побежал вдоль забора по тропинке к воротам. Вслед ему один за другим прогремели три выстрела, но ни одна пуля в него не попала. На соседней даче пострадавшему оказали первую медицинскую помощь: смазали ожоги раствором марганцовки и вызвали врача. Когда приехала пожарная команда, дом уже догорал. Что касается неизвестного, то сторож с близлежащей дачи, некая Вахромеева, видела, как он бежал в сторону линии железной дороги. Видела она его со спины и так же, как и Шамрай, заявила, что опознать не сможет. По ее описанию, убегавший был человеком среднего роста, без шапки, темноволосый, в черном пальто. Ни оружия, ни портфеля в его руках она не заметила. Больше неизвестного никто не видел, но выстрелы слышали человек пять. Пожарно-техническая экспертиза дала заключение, что очаг возникновения пожара находился на веранде, где Шамрай, кстати говоря, хранил канистру с бензином и два бидона с лаками… Причина пожара выяснена не была. Следами ног, разумеется, никто не занимался, так как на пожаре перебывало слишком много людей.

И последнее. Через три дня после случившегося в почтовый ящик на Сретенке кто-то положил паспорт Шамрая, его партийный билет и часть материалов для доклада. Фотографические карточки с документов были содраны. А среди бумаг для доклада работник стола находок обнаружил лист из ученической тетрадки с весьма странными раешными стихами, которые начинались словами: «Здорово, избранная публика, наша особая республика!..»

Нечто подобное я слышал в одной из исправительно-трудовых колоний, где был как-то по делам службы. Но вот почему они оказались среди служебных бумаг, было загадкой не только для нас, но и для Шамрая, который утверждал, что никогда этого листка раньше не видел. Любопытно, что стихи были написаны хорошо выработанным почерком грамотного человека без единой грамматической или синтаксической ошибки.

После возобновления дела производством новых документов почти не прибавилось. Несколько малоинтересных протоколов допросов, повторная пожарно-техническая экспертиза, давшая то же заключение, что и первая, криминалистская экспертиза — вот, пожалуй, и все.

И все-таки стоило попросить Эрлиха задержаться. А впрочем… Ведь Сухорукова интересует только суть дела, а не сомнительные предположения, поэтому моя информация его должна удовлетворить. Русинова же я в обиду не дам. Уж пусть все шишки сыплются на меня…

4

Сухоруков позвонил мне после девяти. Просил зайти.

— Ну-ну, рассказывай, что там Русинов накуролесил.

— Насколько мне известно, ничего, — ответил я, садясь за столик, приставленный к столу Сухорукова.

— Дело Шамрая не в счет?

— По-моему, нет.

— Так, так… Выгораживаешь любимчика?

— Во-первых, Русинова не нужно выгораживать: неудачи бывают у всех. А во-вторых, в своем отделении за все отвечаю я.