По зову сердца

— Обещать-то обещал… Придется ехать в город. Попытаюсь выпросить у военных дымовые шашки.

— А чем окуривали раньше? — спросил агронома парторг.

— До войны хватало всего. Кроме сухого навоза была и гнилая солома, и листва, а теперь все скотина поела, навоза за время войны не накопилось, скота не было.

Директор озабоченно прошелся по кабинету.

— Вы, товарищ Зобин, — обратился к парторгу агроном, — человек здесь новый и не знаете, какую нам огромную работу пришлось провести в садах, а теперь все может пропасть за одну ночь.

— Этого нельзя допустить, — сказал Зобин.

— В общем, товарищ директор, езжайте сейчас же и без окуривающего не возвращайтесь, — распорядился Михеич.

— Есть! — невесело улыбнулся Трощилов.

Отдав распоряжения бухгалтеру, он снова вскочил на коня и скрылся в темноте. Через полчаса его лошадь уже цокала железными подковами по мостовой освещенного города.

Подавая мужу ужин, я заметила, как он хмур и неразговорчив. «Надулся», — поняла я и отошла к окну, вглядываясь в темноту большого двора.

После долгого молчания Трощилов наконец с обидой заговорил:

— Тамара, где же твои чувства, твоя дружба? Как ты могла выступить на бюро против меня?

— Вот это и есть настоящая дружба! — резко повернулась я к нему. — Дома ты меня не хотел слушать, а умолчать я не могла, потому что я — настоящий друг твой! Я должна тебе помочь!

Он вскочил и нервно заходил по комнате.

— Пойми, мне и так трудно. Я не справлюсь!.. Вот сейчас сады могут погибнуть. Нет окуривающего материала. Передали, что заморозки будут, а сады в полном цвету!..

— Как? Разве сады цветут? Ты ведь говорил, что все сады пропали за годы войны и зацветут не скоро? — не без иронии спросила я.

— Да, я так думал, но агроном с Михеичем днями и ночами не выходили из садов с секаторами и разными химикатами, работали, как молодые, и… сады зацвели.

— Да ты просто трусишь, думая, что не справляешься. Я считала, что ты…

Трощилов вздрогнул как от удара.

— Тамара! Что ты говоришь! Подумай! Я ждал от тебя поддержки, сочувствия, а ты… Ну хорошо! — схватив фуражку, он бросился во двор.

У меня сжалось сердце: «Уедет обратно в совхоз. Зачем я его обидела? Он ведь поделился со мной, а я его, как мальчишку, оскорбила!»

Нет, я очень невыдержанна, за это меня и в райкоме ругают. Мне тоже нужно взяться за себя. Как у меня повернулся язык сказать ему: «трусишь»? Это для него самое страшное оскорбление.

«Неужели уедет, не простившись? — тревожилась я, всматриваясь в темное окно, пока не разглядела в нем огненную искорку. Она двигалась. — Курит. Переживает, — догадалась я. — Значит, не уедет. Лягу спать. И он скорее успокоится…»

Потом муж рассказывал:

— Вышел во двор. Сел, закурил. В голове все еще звучало: «трусишь!» На войне не был трусом, столько наград имею, а здесь вдруг растерялся. Но ведь если я уйду из совхоза, кто-то встанет на мое место и будет работать и бороться с этими же трудностями?

А тогда Тамара скажет: «Вот видишь, человек смог, а ты испугался…» Пожалуй, она права, что сердится.

Сидя на козлах, вдруг почувствовал, что в носу и в горле защекотало и запершило, а на глаза навернулись слезы.

Что такое?.. Снизу, из-под ног, над землей ползли клубы густого дыма.

Сначала не понял: «Что случилось? Откуда дым?»

На земле возле козел чернело дымящееся пятно. «Здесь всегда пилят дрова, а я бросил папиросу… Опилки и задымились… И такой дым?! Дым… Дым… А нам нужен дым для садов!..»

Бросился за лопатой и стал сгребать свежие опилки в кучу, потом положил на нее пустую пачку из-под папирос и зажег. Бумага сгорела, оставив вокруг себя расширяющееся темное пятно, от которого сразу пополз по земле, медленно поднимаясь, тяжелый дым. С восторгом наблюдая за тлением опилок, Трощилов думал: «А сколько их пропадает на лесопилках! И как я раньше не додумался до этого?»

Он кинулся в дом, вбежал в спальню:

— Тамара, ты спишь?

Я слышала, но не в силах была преодолеть сон.

— Ты спишь, Тамара? Дым есть! Я дым нашел!..

— Тише, разбудишь Лору! — зашикала я на него, наспех надевая халат. — Что случилось?

Его руки дрожали от волнения, когда он торопливо застегивал потемневшие пуговицы кителя.

— Что с тобой, Петя? Куда ты торопишься? Подожди, согрею завтрак…

— Какой завтрак! — воскликнул муж. — Смотри, ты видишь дым? — Он взял меня за плечи, и повернул к окну.

— Дым? Пожар?! — крикнула я и бросилась к двери, но муж схватил меня за руку.

— Это я сделал окуривание, чтобы сады наши не замерзли! — засмеялся он, сразу забыв о нашей ссоре. — Теперь спешу посоветоваться с агрономом. Что он скажет…

Не успела опомниться, как муж поспешно поцеловал меня и вышел. В окно увидела, как он, пришпорив коня, поскакал по темной еще улице.

— Александр Константинович! — закричал директор еще из сеней. — А если опилками окуривать сады? Такая дымовая завеса получается!