По зову судьбы

Конан тоже был сбит с ног известием о гибели младшего брата. Все дети сэра Тимоти были удивительно дружны между собой. Братья озорничали вместе, вместе несли наказание, когда заслуживали, но никогда не ссорились между собой и горой стояли друг за друга. И все трое всегда нежно любили свою красавицу-сестру. Сейчас Мэйрин была уже далеко, и вряд ли удастся известить её о трагическом событии. Но весной, когда откроются дороги, ей обязательно передадут письмо. А ещё лучше было бы съездить к ней, чтобы заодно посмотреть, как она устроилась в своём новом доме. А пока Конан по первому снегу, выпавшему в этом году очень уж рано, отбыл к себе, оставив сынишку с дедом и дядюшкой Патриком.

Во владениях графа Хьюберта тоже было неспокойно. Родители очень переживали за своих сыновей. Ведь все трое были там, откуда то и дело шли известия о гибели английских воинов. Война, какой бы победоносной она ни была, свою жатву собирает всегда.

А в засыпанном ранним снегом Лейк-Касле Нада дохаживала последние месяцы перед родами. Живот у неё был огромный как бочка, и женщина еле передвигалась на опухших ногах. И всё-таки каждый день она ходила по замку, выходила во двор и обязательно поднималась на самый верх башни к бабушке. Леди Вала была уже совсем стара – в этом году ожидалось её семидесятилетие. Но упрямая женщина не желала сдаваться в плен годам и отказалась сменить покои на более удобные в нижнем этаже замка. Там, наверху она была у себя. Эта комната приняла её, когда она впервые появилась в Лейк-Касле, здесь родилась её любовь, и здесь было её любимое озеро. Стоило только подойти к окну, и яркая синева приветствовала женщину – озеро тоже, казалось, любило её.

Нада по-прежнему остерегалась встречаться с братом. Ничего хорошего эти встречи не приносили. Ричард смотрел на неё холодно, и в глазах его она читала открытое презрение. «Дурачок, – думала она, – знал бы ты, чьё это дитя, смотрел бы, наверное, куда приветливей». Но знать этого не положено никому кроме бабушки и отца. Только так она могла уберечь своего ребёнка, сохранив его для себя. Судьба королевских детей редко бывала счастливой, особенно тех, кто родился не на той стороне одеяла, как говорят. Уж пусть лучше её сын будет простым рыцарем, но останется жив. В том, что родится мальчик, она не сомневалась ни минуты. Да и повитуха заверила её в том же. Она даже и имя приготовила своему малышу – Генрих, в честь деда Плантагенета. Говорят, он был сильным мужчиной и славным королём.

В канун Рождества Нада поднялась в комнату к бабушке. Шла медленно, отдыхая часто и подолгу. Леди Вала сидела у огня и шила что-то маленькое. Увидев внучку, она поднялась ей навстречу и бережно проводила молодую женщину к удобному креслу, в котором только что сидела сама.

– Тебе бы уже не стоило подниматься ко мне, дорогая, – сказала ласково, – это, пожалуй, слишком тяжёлая работа для твоих ног.

– Ничего, бабушка, я справляюсь, – со слабой улыбкой отвечала внучка, – мой мальчик должен родиться крепким, а для этого мне не следует сидеть клушей на одном месте.

– Ты так уверена, что родится сын? – взглянула на неё старая женщина.

– Совершенно уверена, бабушка, – улыбка стала шире, – ещё месяц, от силы полтора, и Генрих Плантагенет придёт в этот мир. Жаль, отец не увидит его, не возьмёт на руки. Но я знала, на что шла. Это будет мой сын, только мой, ба. Однако я воспитаю его в любви и почтении к своему монарху. Очень хочется знать, каким он родится. Будет ли похож на отца?

– Ох, детка, – вздохнула старая женщина, – лучше бы ему не показывать всему миру своё королевское происхождение. Целее будет его голова. Здесь, на севере, ему, конечно, ничто не грозит. И дед защитит его, я уверена. Но мир велик, а в большом озере и хищники водятся крупные.

Женщины посидели ещё вместе, радуясь своей близости и теплу, исходящему от очага. А за окном уже завывал злой ветер, кидая пригоршни снега в закрытые деревянными щитами окна и порождая странные, тянущие душу звуки в печных трубах.

Прошло Рождество, остались позади праздничные дни, миновала двенадцатая ночь. Ходить становилось всё трудней, и под конец Нада сдалась. Под присмотром верной Аны она большую часть времени проводила в своей комнате, лишь изредка выходя в большой зал. Отец часто навещал её, приходили мать и бабушка. Только брат не появлялся в её покоях – он всё ещё злился и негодовал.