Победа достается нелегко

Коржавин снял автомат, снаряжение и, сев рядом, помог Нагорному стянуть сапог. Сквозь портянку проступали бурые пятна. Нагорный, морщась от боли, медленно развернул портянку. Две большие лопнувшие мозоли сочились кровью. Коржавин выругался.

— Разве так портянки мотают?

— Мы же по тревоге вскочили, — оправдывался Нагорный.

— Тревога тут ни при чем. Надо всегда правильно наматывать.

— Спешил я…

— Положеньице!..

Коржавин осторожно отвинтил крышку баклажки.

— Промыть рану надо.

Нагорный судорожно глотнул воздух.

— Это же вода… последняя!

— Держи ногу!

Руслан тщательно промыл раны. Вытащил носовой платок, перевязал.

— Что же ты раньше не сказал?

— Терпел… Боялся, назад отправишь.

Коржавин сам аккуратно заправил ему портянку. Нагорный, стиснув зубы, натянул сапог. Потом переобул второй. На этой ноге также была мозоль.

2

У Руслана гудели подошвы ног. Хотелось растянуться на жесткой глине, как зимой на русской печке, и лежать. Усталое тело просило отдыха.

Коржавин вытащил из сумки завернутый в кусок газеты пирожок и несколько сухих макаронин. Пирожок был с мясом. Большой кусок протянул Нагорному.

— Бери.

Тот торопливо поднес ко рту свою часть.

— Сейчас таких бы десятка полтора. Помнишь, у каждого входа в метро лоточницы с пирожками стоят. Сюда бы их корзину!

Руслан заставил себя встать.

— Засиживаться нечего!

Закусив губу, Нагорный медленно поднялся. Хромая, сделал несколько шагов.

— Тяжело?

Тот кивнул.

— Давай твой автомат.

— Не надо. Я сам…

— Давай. — Руслан подставил плечо: — Держись.

Они двинулись в путь. Вокруг простиралась разогретая зноем глинистая равнина. Солнце палило нещадно. Идти было тяжело. Часа через полтора Нагорный попросил:

— Давай отдохнем.

Руслан взглянул на часы. Время уже за полдень, а они еще не прошли такыр. Он предложил:

— Считай шаги! Отдохнем через три тысячи шагов. — И добавил: — Через каждые три тысячи будем отдыхать.

Нагорный стал считать. Каждый шаг давался ему с трудом. Сначала делали привалы через каждые три тысячи шагов, потом — через две, через тысячу…

После каждой остановки все труднее было поднимать Нагорного, заставлять двигаться. Он уже не шел, а буквально висел на Коржавине. Руслан подбадривал его, как мог, хотя тоже устал, зверски устал. В горле пересохло. Наконец впереди зажелтели песчаные барханы.

— Видишь барханы? Уже совсем близко. Терпи. Там большой привал.

Когда дошли до барханов, Нагорный окончательно выбился из сил. Они с наслаждением растянулись на гребне бархана. Песок был теплым и мягким. Несколько минут молчали. Солнце предательски быстро склонялось к закату, день шел на убыль. Надо срочно что-то предпринимать. Товарищи ждут. Ждут воды и хлеба. Они надеются, верят.

Коржавин тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя оцепенение.

— Надо вставать.

— Еще чуть-чуть…

Руслан протянул руку Нагорному:

— Держись!

Сергей, кусая губы, встал, обхватил Коржавина, попытался сделать шаг, но не смог. Его качнуло в сторону, и он, падая, увлек за собой Руслана.

— Возьми себя в руки.

Нагорный отвернулся:

— Не могу…

Руслан стряхнул с лица товарища песок.

— Мы должны… понимаешь?

— Не могу…

Закон дружбы, солдатского товарищества — самый святой закон. Он гласит: «Сам погибай, а товарища выручай!» Так повелось издревле, испокон веков на Руси. Руслан склонился над Нагорным.

— В руках сила есть?

— Ну, есть.

— Значит, порядок. А ну привстань! Так. А теперь надевай автомат, мой тоже. И сумки.

— Ты… что задумал?

— Я сильный! Понесу.

Нагорный снова лег на песок.

— Не… Не надо… Далеко не унесешь. Ты тоже того… — Сергей повернулся к Руслану и заговорил быстро, боясь, что тот его перебьет: — Послушай! Во всем виноват я. Только я… Хотел отличиться! А командир мне поверил. Послушай меня! И не возражай. Далеко ты меня не унесешь. А день кончается. Там ребята ждут. А я у тебя лишняя обуза… Послушай, Руслан! Надо выполнять приказ. У тебя еще есть силы. Иди один!

— Что? Что ты сказал?

— Иди один!

— Да за кого ты меня принимаешь? — прохрипел Руслан и тут же взял себя в руки: — Старшим назначен я. Значит, я и буду командовать.

Нагорный сел рядом и, заглядывая Коржавину в глаза, сказал:

— Я дело говорю, Руслан. Дело! Вдвоем мы можем того… Остаться навсегда тут. Иди один! Я прошу. Очень прошу! Ведь ты же через день поедешь обратно, понимаешь! Повезешь воду, еду… И по дороге заберешь меня. Договорились?

Коржавин задумался. Может быть, он и прав? Но бросать товарища, одного в пустыне…

— Не теряй времени. — В голосе Нагорного была мольба. — Иди! Ведь ты меня не бросаешь. Просто я остался немного отдохнуть, подождать, когда ты возвратишься. Ну иди же!

3

Третий час, как Руслан один. Один на один с пустыней. Идет размеренным, походным шагом. Он спешит, хотя знает, что торопиться не надо. Надо экономить силы.

Солнце бьет прямыми лучами сбоку, в щеку, в глаза. Предвечерняя духота самая невыносимая. Воздух подогревается с двух сторон: сверху солнцем, снизу раскаленным песком. Он, словно щеткой, дерет в пересохшем горле. Сейчас бы стакан воды. Полстакана… Глоток! Вода — это сила!