Победа Элинор

— И вы решились бы это сделать, Элинор! — вскричал Ричард, смотря с ужасом на свою собеседницу, — вы выдали бы тайну молодости этого человека его дяде и тем причинили бы его разорение и гибель?

— Я сделала бы то, в чем поклялась на Архиепископской улице. Я отомстила бы за смерть моего отца. В последних словах, написанных мне моим несчастным отцом, заключалась эта просьба. Этих слов я не забывала никогда. В событиях той ночи могла скрываться еще более низкая измена, чем вы или я подозреваем. Ланцелот знал, кто мой отец, он знал и дружбу между ним и мистером де-Креспиньи. Быть может, он старался подстрекнуть бедного старика к последнему отчаянному поступку. Как знать, не с намерением ли он обыграл его, чтоб отстранить от своего пути друга дяди? О, Боже! Ричард, если бы я знала это…

Девушка вскочила с внезапным порывом бешенства, с сжатыми кулаками и сверкающим взором.

— Если б я знала, что его презренная низость заходила далее пределов желания обыграть моего отца из-за денег, я убила бы его собственной рукой также свободно и не колеблясь ни минуты, как теперь поднимаю руку.

И при этих словах она судорожно подняла кверху сжатую руку, как будто в подтверждение клятвы, данной ею в душе. Потом, повернувшись быстро к Ричарду, она сказала умоляющим голосом:

— Это невозможно, Ричард… не мог же он быть до такой степени низок. Он держал мою руку в своих руках только несколько дней тому назад. Я бы отсекла ее, если б знала, что Ланцелот Дэррелль помышлял на жизнь моего отца.

— Но вы не можете этого предполагать, моя милая Элинор, — отвечал Ричард с серьезным убеждением — Мог ли он знать вперед, что ваш отец примет так горячо свой проигрыш. Никто из нас не рассчитывает вперед последствий, своих проступков. Если он и обыграл вашего отца обманом, то, вероятно, сделал это, нуждаясь в деньгах. Ради Бога, Нелли, предайте в руки Провидения и этого человека и его проступок. Будущее для нас не чистый лист бумаги, на котором мы по желанию можем написать то, что нам вздумается, это хартия, исполненная чудес и начертанная божественной непогрешимой рукой. Ланцелот Дэррелль не уйдет от наказания. «Тверда моя вера в силу времени», — так говорит поэт. Предоставьте же этого человека времени — и Провидению.

Элинор Вэн покачала головой, горько улыбаясь философии своего друга.

— Все ваши убеждения — напрасный труд, — сказала мисс Вэн. Если б ваш отец лишился жизни вследствие низкого обмана этого человека, вы не питали бы к нему такого христианского милосердия. Я исполню обет, данный мною три года тому назад. Я докажу преступление Ланцелота Дэррелля; оно станет преградой между ним и состоянием Мориса де-Креспиньи.

— Вы забываете при этом одно.

— Что же такое?

— Доказать его виновность займет много времени, а мистер де-Креспиньи человек старый и больной, он может умереть прежде чем вы будете в состоянии изобличить низкий поступок его племянника.

Несколько минут Элинор молчала. Брови ее сдвинулись, губы сжались с выражением решимости.

— Я должна возвратиться в Гэзльуд, Дик, — сказала она медленно. — Вы правы: нельзя терять времени. Я должна возвратиться в Гэзльуд.

— Это, кажется, не совсем легко исполнить, Нелль?

— Я должна возвратиться туда. Не отправиться ли мне переодетой? Если б мне можно было скрываться у кого-нибудь в деревне и наблюдать за Ланцелотом, когда он предполагает менее всего, что за ним следят. Мне все равно, как бы туда не ехать, Ричард, но быть там я должна. Только те открытия, которые я сделаю в настоящее время, могут проложить мне след к истории прошлого. Я должна отправиться туда.

— И взять на себя обязанность полицейского сыщика, Элинор? Вы этого не сделаете, если от меня зависит вас удержать.

Невысказанная любовь Ричарда Торнтона давала ему некоторую степень власти над молодою девушкою. В каждом истинном чувстве заключается достоинство и сила. В «Notre Dame de Paris» [3]любовь горбатого урода к Эсмеральде в течение всего романа ни разу не внушает презрения, тогда как красивый и блестящий, но лживый и пустой Феб нередко возбуждает в нас насмешливое пренебрежение.

Элинор не возмутилась против решительного тона молодого человека.

— О, Дик, Дик! — вскричала она жалобно, я знаю что я должна казаться вам очень злою. Я причиняла одно беспокойство вам и бедной синьоре, но я не могу забыть смерти моего отца, не могу забыть письма, которое он мне написал. Я должна оставаться верною моей клятве, хотя бы мне пришлось пожертвовать жизнью для ее исполнения.

Элиза Пичирилло вошла прежде чем Ричард успел ответить на слова Элинор. Молодые люди условились ничего не говорить синьоре об открытии, сделанном мисс Вэн, вследствие чего они ее приветствовали с той поддельной веселостью, которую обыкновенно принимают в подобных случаях.