Победа Элинор

Вопрос этот вызвал бы румянец на лице всякой другой молодой девушки, но Элинор Вэн выходила из ряда обыкновенных девушек вследствие исключительных обстоятельств ее жизни. С той минуты, как она открыла, что Ланцелот Дэррелль тот самый, которого она ищет, всякая мысль о нем, как о любовнике, как о поклоннике, была изглажена из ее души. Для нее он не был более на ряду с другими вследствие совершенного им проступка, точно так же, как она отделялась от других местью, которую она питала в своей душе.

— Да, — сказала она, — Ланцелот Дэррелль просил моей руки.

— А Вы? Вы отказали ему?

— Нет, я только не дала ему никакого ответа.

— Так вы не любили его?

— Любила ли я его! О, нет, нет!

При этих словах глаза ее раскрылись так широко, как будто ничего не могло ей казаться удивительнее, как подобный вопрос от Джильберта Монктона.

— Может статься, вы не находите Ланцелота Дэррелля' достойным любви порядочной женщины?

— Не нахожу, — возразила Элинор — Прошу вас, не говорите о нем более — лучше сказать, не говорите о нем и вместе о любви, — прибавила она поспешно, вспомнив, что единственное желание ее заключалось в том, чтоб нотариус говорил именно о нем. — Вы… вы, верно, знаете многое о его молодости. Кажется, он вел жизнь праздную, разгульную и… и был игроком.

— Игроком?

— Да, игроком, человеком, который играет в карты, рассчитывая на верный выигрыш.

— Я никогда не слыхал о нем ничего подобного. Без сомнения, он вел жизнь пустую, убивал время в Лондоне под предлогом изучения искусства, но я ни от кого не слышал, чтоб он имел этот порок. Однако я пришел сюда говорить не о мистере Дэррелле, а о вас. Что вы теперь намерены предпринять, оставив Гэзльуд?

Вопрос этот привел Элинор в большое затруднение. Она сильно желала возвратиться в это поместье или в его окрестности. Так как все ее мысли стремились к одной этой цели, то она не составила себе никакого плана в будущем. Она даже не подумала, что теперь остается совершенно одна на свете, имея всего несколько фунтов стерлингов, накопленных ею из ее небольшого жалованья, не вспомнила и того, что ей недостает самого необходимого орудия для всякого рода боя — денег.

— Я… едва ли я знаю, что мне следует предпринять, — сказала она— Мистрис Дэррелль обещала отыскать мне место.

Произнося эти слова, она вдруг подумала, что принять его значило бы в некоторой мере есть хлеб, доставленный матерью врага ее отца, и в душе поклялась скорее умереть с голода, чем принять покровительство вдовы.

— Я не очень полагаюсь на дружбу мистрис Дэррелль, когда ее цель уже достигнута, — возразил Джильберт Монктон — Эллен Дэррелль способна любить только одного человека, и человек этот, как обыкновенно бывает в этом свете, поступил против нее хуже всех. Она любит своего сына и, наверно, пожертвовала бы большею частью своих ближних для его пользы. Если она может доставить вам новое место, нет сомнения, что она это сделает. Если же нет, то так как ей удалось уже отстранить вас от пути своего сына, то она мало будет заботиться о вашей будущей участи.

Элинор гордо подняла голову:

— Я не нуждаюсь в помощи мистрис Дэррелль, — сказала она.

— Но от человека, которого бы вы любили — неправда ли, Элинор, вы не отказались бы принять совет и даже помощь? — возразил нотариус, — Вы очень молоды, очень неопытны. Жизнь в Гэзльуде была совершенно прилична для вас и могла бы еще продолжаться таким же образом несколько лет спокойно, без страданий, без опасений, если б не приехал Ланцелот Дэррелль. Я познакомился с вами уже полтора года назад и все это время внимательно следил за вами. Я полагаю, что теперь знаю вас. Ецш сила проницательности и навык наблюдения должны ставиться во что-нибудь, то я должен хорошо знать вас в настоящее время. Я мог быть набитым дураком двадцать лет тому назад, теперь же я должен быть довольно опытен для того, чтоб понять восемнадцатилетнюю девушку.

Он сказал это более рассуждая сам с собою, чем обращаясь к Элинор. Мисс Вэн взглянула на него, удивляясь, к чему ведет вся эта речь и что на свете могло побудить нотариуса, который приобрел уже такое значение, как он, уйти из своей конторы среди самого разгара дневной деятельности? и для чего же? уж не для того ли, чтобы сидеть в бедной меблированной комнате, положив локоть на грязную скатерть среди беспорядка немытых чашек и блюдечек?

— Элинор Вэн, — сказал Монктон после непродолжительного молчания, — деревенские жители самые несносные сплетники. Вы не могли провести полутора года в Гэзльуде и не слышать какого-нибудь рассказа обо мне.

— Рассказа о вас?

— Да, вы, вероятно, слышали, что в ранней поре жизни меня постигло тайное горе? Что с покупкою Толльдэля были сопряжены тяжелые для меня обстоятельства?

Элинор Вэн была в высшей степени несведуща в искусстве хитрить. Она не умела дать уклончивого ответа на прямой вопрос.

— Да, — сказала она, — до меня дошли эти слухи.

— И вы, без сомнения, слышали также, что мое горе — как, по моему мнению, и все другие страдания в этом мире, — причинила женщина?

— Я слышала и это.