Ничего сложного. В конечном счете все сводится к внутреннему контролю, к управлению психологическим состоянием или эмоциями. Так же, как пытаетесь контролировать качество ваших ударов или работу ног, вы должны пытаться контролировать ваш гнев. И вы можете это делать при помощи простых и логических методов.
Джон Макинрой решил приостановить матч, который играл против меня на Олимпийском теннисном стадионе в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, – он опротестовал решение судьи, которое ему не понравилось. Это потрясающий пример того, как он попытался взять под свой контроль события на корте в тот момент, когда посчитал это необходимым, и как использовал гнев в качестве оружия.
Мы играли матч в 1986 году в вечернее время, когда температура воздуха была чуть более 7 градусов по Цельсию. Публика выпивала, чтобы согреться, и на трибунах даже разыгралась драка. Судья вынужден был остановить встречу и потребовать, чтобы охрана прекратила потасовку. В воздухе летали бумажные стаканы и программки, народ кричал и вопил во время смены сторон. Обстановка напоминала вечернюю игру команды «Рэйдерз» в Колизее – такой беспорядок царил на стадионе.
Макинрой сразу же начал рвать меня на части: 6–1 в первом сете и сразу 1–0 во втором. Я проигрывал настолько стремительно, что даже не обращал внимания на зрителей. В начале второго сета я посмотрел на своего тренера Тома Чивингтона, как бы спрашивая его: «Что делать-то?». Он не имеет права давать мне советы во время матча, однако пару раз кивнул головой в сторону Макинроя. Может быть, он просто пытался согреться, но я принял это за совет выходить к сетке. Почему бы и нет?
Я начал выходить к сетке при каждом удобном случае, подавать с выходом к сетке и на некоторых вторых подачах Макинроя контратаковать резаными ударами. От отчаяния я просто пытался расстроить игру соперника. И вы знаете, что произошло? Что-то стало получаться. Он стал ошибаться. Я почувствовал себя лучше и сделал несколько приличных ударов. Я выигрывал сет со счетом 6–4, и вдруг мы оказались в равном положении. Третий сет: счет 3–3.
Как вы сами знаете, именно здесь матч становится интересным. Ошибки стоят дорого. Награда за хорошую игру увеличивается. Мак подает на 15–30, счет в сете 3–3. Я думаю, что это «определяющее» очко, и если я выиграю его, я должен выиграть гейм. Затем надо взять свою подачу два раза – и можно спокойно отправляться домой.
Он подает, и мы начинаем долго разыгрывать очко. Наконец он играет резаным ударом слева по линии. Я мгновенно отвечаю бэкхендом тоже по линии, с той лишь разницей, что его в этом месте нет. Я сыграл на противоходе ровно настолько, чтобы он не успел к мячу, и он к нему не успевает. Мяч приземляется у линии, и судья показывает, что мяч – в площадке.
Конечно, некоторые удары по линии ложатся так близко, что можно спорить, был или не был аут. Этот мяч не задел линию и не попал в нее. Он попал
Когда Макинрой слышит решение судьи, он взрывается: швыряет ракетку и падает на спину, как подстреленный; тут же вскакивает на ноги и вопит (ведь трудно орать на судью, лежа на спине). Он ведет себя так, будто это было худшее судейское решение со времен изобретения тенниса,
Вот что происходило на самом деле и в чем заключалась психологическая война. Джон понимал, что матч, вероятно, будет проигран, если я возьму это важнейшее очко. Он думал
Тейтум О’Нил была на трибуне в тот вечер, и, наверное, даже она была под впечатлением от артистических способностей своего мужа. Игра, бесспорно, заслуживающая Оскара в номинации «Лучшая главная роль во время теннисного матча при температуре 7 градусов по Цельсию».