Победа Великой армии

Мужчины смотрели на него горящими глазами. Половина из них, очевидно, не понимала ни слова по-французски. Другие пытались переводить, произнося какие-то слова по-немецки и по-польски. Затем все одобрительно закивали. Разнообразие их одежды привело Бейля в замешательство: драповые или кожаные штаны, шинели до щиколоток, залатанные сапоги, лес шапок, беретов, картузов, на которые пошли все возможные виды тканей и шкур.

Генерал Бейль выпрямился и легонько пришпорил Вольту. Когда он отъехал, эта странная толпа стала кричать здравицы, наполнившие теплотой его сердце.

Подъехав к дому, он принял решение поужинать как можно раньше и сразу же лечь спать.

Ужин приготовила Мари-Тереза, а подал Лоррен. Очевидно, им удалось отстранить подозрительную Анну, которая гремела кастрюлями на кухне.

Мари-Тереза приносила блюда прямо в столовую. Франсуа заметил, что она очень красиво одета, в чисто польском стиле: в широкую плиссированную черную юбку и корсаж с пышными рукавами и красным бархатным бантом под горлом.

— Ты очень элегантна, — сказал он ей. — Но где ты нашла такой наряд? Ты же не могла увезти его из Москвы!

— В этом доме столько шкафов, — покраснев, ответила она. — Я заглянула посмотреть, что там внутри, потому что никогда не забываю, что прислуживаю знаменитому генералу Бейлю!

— Ну, насчет «знаменитого» я не уверен, но получилось у тебя восхитительно.

Мари-Тереза забрала супницу из рук Лоррена и вернулась на кухню.

После ужина Франсуа Бейль поднялся к себе в спальню. Он хотел провести спокойный вечер. На полках он заметил несколько завалившихся друг на друга книг с французскими названиями. Он узнал «Жака-фаталиста», один из любимых романов отца. Взял эту книгу, положил на кровать и начал раздеваться, последовательно снимая жилет, сорочку и брюки для верховой езды. Затем лег на кровать, поднес свечу и начал читать. Он пытался найти фразу «это написано выше», которую любил цитировать отец. Перевернул первую страницу, но дальше не продвинулся. Уснул.

* * *

Проснулся Франсуа словно от легкого толчка. Что происходит? Он с трудом собрался с мыслями. В комнате появился свет от второй свечи. Она освещала высокий силуэт, завернутый в темную накидку Франсуа узнал графиню Калиницкую. Та подошла к кровати и произнесла тихим голосом:

— Надеюсь, вы не будете ругать меня за то, что я вас разбудила. Я видела, что у вас в комнате еще горит свет…

Затем она повернулась к креслу, сняла накидку, аккуратно сложила ее, сбросила домашние туфли. На ней осталась лишь белая рубашка до колен с вышивкой на груди.

Она подошла к кровати, и Франсуа подвинулся, освобождая ей место. Графиня села на край кровати, затем ловким движением подняла колени и повернулась, примостившись рядом с Франсуа. Не дотрагиваясь до него, она снова заговорила шепотом:

— Я говорю так тихо, потому что в этом доме все слышно, а я бы не хотела, чтобы кто-нибудь услышал меня и узнал, что я здесь, у вас. Для меня это было бы ужасно. Я знаю, что поступаю неправильно, что это нехорошо, но постарайтесь меня понять! Я живу одна, с несколькими слугами, в этом ужасном городе. Мне не с кем поговорить. Ольга еще слишком мала, чтобы я могла делиться с ней своими заботами. Вот уже семь лет, как ко мне не приближался ни один мужчина, даже на балу. Я очень любила своего мужа, хотя о нашем браке договорились родители. Но он уехал на войну через год после рождения Ольги, а еще через год его убили.

Франсуа Бейль слушал ее со странным чувством. Ему казалось, что обращается она не к нему, а к себе самой, и жалуется на жизнь, чтобы оправдать себя. Она и не смотрела на него. Ее лицо было обращено к потолку. Она замолчала и лежала неподвижно.

Выслушав ее рассказ, Франсуа понял, что не испытывает к ней никакой нежности. Физическое влечение к высокой элегантной русской даме? Возможно. Но никакого порыва страсти. Он подумал, что нежность у него вызывает скорее милая Мари-Тереза, с ее совершенно не манерным голосом и красивой польской юбкой, надетой специально в его честь. Покопавшись в памяти, он не вспомнил ни единого случая, когда бы занимался любовью без какой-либо душевной симпатии, за исключением, возможно, одного-двух случаев в ранней молодости, послуживших, так сказать, инициацией.

Графиня повернулась к нему и подвинулась ближе. Теперь он ощущал легкое прикосновение ее тела. Она схватила и крепко сжала его руку.

— О чем вы думаете? — спросила она. — Вы ничего не отвечаете мне, и, кстати, я даже не знаю вашего имени.

~ Франсуа.

— Я должна сказать вам совсем о другом, Франсуа, а не излагать ^всю свою жизнь. Меня так пугает все, что может произойти со мной. Пугает и ужасает.

Ее пальцы нервно теребили его пальцы.

— Вы же видели мужчин, остающихся в городе. Сплошные бандиты. Они готовы совершить самое худшее, как только вы уйдете. Конечно, придет русская армия, но у ее командиров будут другие заботы кроме наведения порядка в Смоленске. Я умираю от страха и ничего не могу сделать.