Победитель

– Все это делалось у Рая за спиной. Я оставила у Шейлы записку для него, где попыталась все объяснить.

– И как он отреагировал на ваш отъезд?

– Не знаю. Когда берешься за осуществление подобного плана, назад уже не оглядываешься. Это слишком опасно для всех.

– А потом, оказавшись на свободе, вы пытались что-то выяснить?

– Нет, никогда. По той же причине: не хотела никого подвергать опасности.

– Но вас должно было снедать любопытство.

– Скорее чувство вины, – возражает она. – Рай становился все более невыносим, и у меня не было другого выхода, кроме как с ним порвать. Его влияние на меня ослабело, но… Боже, вам не вообразить, чего мне это стоило! Для меня весь свет клином сошелся на Рае Строссе. Ради него я была готова умереть. В буквальном смысле.

У меня возникает вопрос, который я решаю приберечь на потом: «А убивать ради него вы тоже были готовы?»

– В ФБР вы сказали, что он утонул на Верхнем полуострове Мичигана.

– Я придумала такую версию.

– Зачем?

– А вы как думаете? Я все-таки была перед ним в долгу.

– Вы сделали это, чтобы отвлечь внимание?

– Разумеется, чтобы копы не дышали ему в затылок. Я также должна была объяснить, почему сдалась властям именно сейчас. Не могла же я сказать, что причиной послужило невменяемое состояние великого Рая Стросса, орущего на себя в подвале бара в Верхнем Вест-Сайде. Сейчас бы у него диагностировали биполярное расстройство, обсессивно-компульсивное навязчивое состояние и что-нибудь подобное. А тогда? По ночам, когда бар закрывался, Рай частенько поднимался наверх и начинал расставлять бутылки на полках так, чтобы они находились на одинаковом расстоянии друг от друга и этикетки глядели строго по центру. Он занимался этим часами.

Я вспоминаю башню в «Бересфорде».

– У него были деньги?

– У Рая?

– Вы говорили, что прятались в подвале бара.

– Да.

– У него были деньги на более приличное жилье?

– Нет.

– Он интересовался искусством?

– Искусством?

– Живописью, скульптурой, еще чем-то.

– Я не… А почему вы спрашиваете?

– Вы когда-нибудь совершали ограбления вместе с ним?

– Что? Разумеется, нет.

– Значит, вы попросту рассчитывали на доброту незнакомых людей?

– Я не…

– Вы наверняка знаете, что другие радикалы не брезговали ограблением банков. Например, Симбионистская армия освобождения. Они ограбили бронеавтомобиль компании «Бринк». Вы со Строссом занимались чем-то подобным? Я не собираюсь привлекать вас к ответственности. Дело все равно бы не возбудили из-за истечения срока давности. Но мне необходимо знать.

Нам навстречу идет подросток с тремя собаками на поводках. Лейк Дэвис улыбается и кивает ему. Он кивает в ответ.

– Я еще в самом начале хотела сдаться властям. Но он бы мне не позволил.

– Он бы вам не позволил?

– Частью любого поклонения является абьюз. Я узнала это на своей шкуре. Те, кто сильно любит Бога, столь же сильно Его боится. Даже слово есть такое – «богобоязненный». Самые фанатично преданные, постоянно глаголющие о Божьей любви – это всегда те, кто бредит адскими муками и вечным проклятием. Отсюда вопрос: любила я Рая или боялась его? Не знаю, насколько широка черта, отделяющая одно от другого.

Я приехал сюда не ради философской дискуссии и потому меняю тему:

– Вы слышали в новостях о том, что нашли украденную картину Вермеера?

– Да. Это вчера сообщали? – До нее медленно доходит. – Постойте. Ведь в квартире, где нашли картину, обнаружили труп?

– Это был Рай Стросс, – киваю я и даю ей время, чтобы переварить услышанное. – Он превратился в отшельника и стал захламлять свое жилище разным барахлом.

Я рассказываю ей о башне в «Бересфорде», загроможденной невесть чем, и о картине на стене. Об истории с моей двоюродной сестрой ей знать незачем.

Впереди мы видим скамейку. Лейк Дэвис плюхается на сиденье, словно у нее вдруг подкосились ноги. Я остаюсь стоять.

– Значит, Рая убили.

– Да.

– После стольких лет. – Лейк Дэвис качает головой; ее глаза стекленеют. – До сих пор не понимаю, зачем вы здесь.

– Картина Вермеера принадлежала моей семье.

– Получается, вы приехали, чтобы найти вторую картину? – (Я не отвечаю.) – У меня ее нет. Когда обе картины украли?

Я называю дату.

– Так это было гораздо позже. Я уже отсидела и освободилась.

– А после убийств вы когда-нибудь видели кого-нибудь из «Шестерки с Джейн-стрит»?

Слово «убийства» заставляет ее вздрогнуть. Я намеренно его употребил.

– Подполье разделило нас. Невозможно скрываться вшестером.

– Я спрашивал не об этом.

– Всего однажды.

Когда она умолкает, я подношу руку к уху:

– Я слушаю.

– Мы провели пару дней с Арло.

– С Арло Шугарменом?

– В Талсе, – кивает она. – Он выдавал себя за студента Университета Орала Робертса[16]. Я нашла это весьма ироничным.

– Почему?

– Арло вырос в еврейской религиозной семье, но всегда гордился своим атеизмом.

Я припоминаю, что видел это в папке, переданной мне ПТ.

– Шугармен утверждал, будто в тот вечер его там не было.

– Мы все утверждали, и что с того?

Честный ответ.

– Он ведь учился на отделении искусств в Колумбийском университете и хорошо успевал.

– Может быть. Постойте, вы думаете, что Арло и Рай…

– А вы?

– Нет. То есть у меня нет полной уверенности, но…