— Так или иначе, — довольно жестко продолжил Громыко, — все, что мы делали в последние годы для разрядки, для остановки гонки вооружений, окажется напрасным. Мы будем отброшены назад. Вернемся в состояние холодной войны с западными странами…
— Кроме того, как не раз отмечалось товарищами, — Косыгин мельком взглянул на каждого из присутствующих сегодня членов Политбюро. — Руководство народного Афганистана само много делает для того, чтобы действия оппозиции получали все более широкую поддержку. Наши обращения к товарищу Тараки по этому поводу не имели успеха… Практика массовых репрессий наносит авторитету молодой народной власти серьезный урон. И мобилизует все большее число ее противников…
— Вот именно, — кивнул Громыко. — И против кого же, в итоге, мы будем там воевать? Против народа?
Брежнев вздохнул.
— Да, товарищи… К сожалению, это так… Народ имеет основания для недовольства. Террор не всегда может быть оправдан. Тем более недопустимы широкие репрессии в армии…
— В какой-то мере эту тактику можно понять, — заметил Андропов. — Афганская армия во многом продолжает оставаться прежней, какая существовала при короле… сохраняются прежние отношения, традиции… Кроме того, большинство офицеров идеологически принадлежит к правому крылу НДПА —
— Да, товарищи… Еще эта путаница у них всегда —
Косыгин вздохнул и недовольно пожевал тонкими губами.
— Можно, конечно, еще увеличить поставки техники, — сказал он. — Товарищ Тараки и об этом тоже просит… Но, товарищи, мы и так оказываем правительству Афганистана очень серьезную военно-техническую помощь! Чтобы не быть голословным, я приведу некоторые цифры. Так, в течение последних двух недель…
Косыгин пролистнул лежавшие перед ним документы.
— Да, последних двух недель… Были безвозмездно отправлены восемь вертолетов МИ-8. В настоящее время готовы к поставке и в ближайшие дни будут отправлены тридцать три БМП-1, пять вертолетов МИ-25, восемь МИ-8т, пятьдесят штук БТР-60, двадцать пять бронированных разведавтомобилей, пятьдесят противосамолетных установок и зенитная установка «Стрела»… Я хотел бы напомнить, товарищи…
Брежнев поморщился, но Косыгин то ли не заметил, то ли не захотел заметить его недовольства, продолжал:
— …что нами принято решение в семьдесят девятом — восемьдесят первом годах поставить Афганистану безвозмездно специмущества в общей сложности на пятьдесят четыре миллиона рублей. — Он оторвал взгляд от листа и посмотрел на товарищей. — В том числе сто сорок орудий и минометов, девяносто бронетранспортеров, сорок восемь тысяч единиц стрелкового оружия. Разве это мало?
— Что толку? Они только гробят все это без всякой пользы. — Устинов с искренним огорчением махнул рукой. — Вот если бы к этой технике тысяч тридцать-сорок наших войск!..
Маршал не отдавал себе в том отчета, но, называя эти числа, руководствовался вовсе не тактическими задачами, которые могли встать перед войсками, а необходимостью обслуживания и использования комплекса вооружений, о котором сейчас говорил Косыгин.
Члены Политбюро помолчали.
— Ну хорошо, — со вздохом сказал Брежнев. — Серьезных предложений мы, товарищи, не услышали. Будем думать. Хочется помочь. Уж больно симпатичный человек этот Тараки!.. — Он снова вздохнул и почмокал. — По крайней мере, товарищ Андропов обещал нам устранить самую главную опасность для нашего товарища… и друга Советского Союза. Надеюсь, это будет сделано?
Андропов с достоинством кивнул.
— Да, Леонид Ильич. Я заверил товарища Тараки, что, когда он вернется, Амин уже не будет представлять для него никакой опасности.
Брежнев наклонил голову и еще раз поверх очков посмотрел в глаза каждому из присутствовавших.
В это время самолет ИЛ-18 афганской компании «Ариана» стоял с поданным трапом, а правительственный кортеж стремительно летел к аэропорту Внуково. Это были два ЗИЛа, в каких разъезжали исключительно члены ЦК и Политбюро, за что в народе их звали «членовозами», и три черные «Волги», предваряемые машинами сопровождения.
Сирена не попадала в такт праздничного сверкания синих проблесковых ламп, бросавших свои сполохи из-за декоративных решеток радиаторов.