Победителей не судят

А Касьянин, передохнув после своих бензиновых забот, снова пошел на балкон, разыскал за шкафом доску, гвозди, молоток и заколотил дыру, оставшуюся после евладовского выстрела в дверной глазок. Гвозди ему попались великоватые, они проходили не только сквозь доску, но и сквозь дверь, вылезая наружу какими-то злобными шипами. Касьянин вышел на площадку и загнул гвозди, стараясь, чтобы они утонули в клеенчатой обивке двери.

Осмотрев свою работу, он остался ею доволен и, вернувшись в комнату, опустился в кресло.

— Надеюсь, ты проводишь нас? — спросила Марина.

— Да.

— Слава богу! Хоть какая-то помощь.

— А не пойти ли тебе высморкаться? — спросил Касьянин негромко, с явной заботливостью в голосе.

Марина замерла на какое-то время, вскинула брови, но, увидев, что Касьянин и не думает поворачиваться к ней и потому не увидит ее гневного удивления, промолчала.

Это у Касьянина было — он мог невозмутимо переносить любые выпады, намеки, подковырки, а потом вдруг, неожиданно даже для самого себя, произносил нечто настолько грубое и бесцеремонное, что дальнейший разговор терял смысл. Марина знала об этой его особенности и понимала, что в таких случаях лучше остановиться. Но просто проглотить ска-занное не смогла.

— Высморкаться после разговора с тобой? — спросила она. — С удовольствием.

И действительно, пройдя в ванную, шумно высморкалась.

— О господи, — прошептал Касьянин. — Когда же наконец наступит это утро...

Утром, когда Касьянины уже собрались выходить и присели перед дорогой на уложенные Мариной сумки, в прихожей раздался звонок. Его никто не ожидал, и все невольно вздрогнули. Марина посмотрела на Касьянина, Степан — на мать, а Касьянин медленно поднялся и прошел к двери. Постоял, прислушиваясь к звукам на площадке, но, ничего не услышав, спросил, вжавшись в простенок с вешалкой:.

— Кто там?

— Анфилогов, — прозвучал голос бодрый, даже какой-то вызывающе веселый.

Касьянин узнал следователя, но открыл дверь не сразу. Поколебавшись, оглянулся на Марину, которая стояла в комнате, прижав к себе Степана.

— Открывайте, Илья Николасвич! На этот раз вам ничто не угрожает!

— Ну что ж, — вздохнул Касьянин. — Если не угрожает, придется открыть.

И он распахнул дверь.

На площадке действительно стоял Анфилогов и улыбался, показывая не меньше половины потрясающих своих зубов необыкновенной остроты.

— Позвольте войти?

— Всегда рад.

— Приятно слышать, — Анфилогов решил продолжить обмен любезностями. Он перешагнул порог и обернулся назад, чтобы закрыть дверь. И вдруг увидел доску, грубо, но прочно приколоченную к двери. — О! — воскликнул он с непонятной радостью. — У вас перемены?

— Небольшие.

Все так же лучезарно улыбаясь, Анфилогов прошел в комнату и увидел сидящих на сумках Марину и Степана.

— Собрались в дорогу? — спросил он.

— Да, если не возражаете, — ответила Марина, которой нужен был виновник всех ее ночных волнений, а следователь для этой роли вполне подходил.

— Я знаю обо всем, что произошло этой ночью, — упредил он дальнейшие дерзости Марины. — Мне доложили. Я ознакомился с протоколами, поговорил с ребятами, которые были у вас... Значит, все-таки уезжаете?

— Да, — сказал Касьянин.

— Ну что ж, решение правильное, разумное, своевременное, — Анфилогов внимательно осматривал комнату, словно хотел увидеть еще какие-то следы ночных событий. — Повреждения, я смотрю, у вас небольшие, терпимые...

— И оснований для волнений нет никаких, — закончила Марина за следователя.

— Не думаю, — обернулся к ней Анфилогов. — Основания для волнений есть, и очень серьезные. Я даже чувствую свою вину в том, что произошло.

— Это радует, — заметила Марина негромко, но Анфилогов услышал, обернулся.

— Я вас понимаю, — сказал он. — Но что делать, что делать... Ребята сказали мне, что вы узнали нападавших? — повернулся Анфилогов к Касьянину.

— Да, — Касьянин помялся, не зная, стоит ли ему настаивать на своих показаниях, но потом решил, что терять, собственно, нечего. — Это был Евладов со своей бандой.

— Как я понимаю, ночка у вас была еще та...

— Да, знаете, как-то не спалось, — заметила Марина. — То гости, то комары... А тут уж и рассвет.

— Самолет? Поезд?

— Поезд, — ответил Касьянин. — Через два часа. — Я вас подброшу.

— Это было бы неплохо, — сказала Марина. — А... Вы не боитесь?

— Кого? — Евладова.

— Нет, не боюсь, — ответил Анфилогов с напором. — И вам не советую.

— Спасибо, мы постараемся воспользоваться вашим советом.

— Знаете, — Анфилогов повернулся к Марине и присел перед ней в кресло, — я еще не провинился перед вами настолько, чтобы вот так со мной разговаривать.

— Евладов с вами разговаривает более почтительно?

— Да, — помедлив, ответил Анфилогов.

— Это радует, — повторила Марина. — Вы, пожалуйста, извините меня за дерзости, но... Бессонная ночь дает себя знать. И я вот еще о чем подумала...

Если мы поедем на вашей машине... Его люди увяжутся... А мне бы не хотелось, чтобы они знали, каким поездом мы поедем, куда...