Победное отчаянье. Собрание сочинений [3]

Сделаем выводы из вышесказанного. Нами намечены задачи. Их важность вполне очевидна. Остается только проникнуться важностью этих задач, сказать им: «да» или «нет», и после этого, не медля, взяться за их осуществление, дабы более не делать нецелесообразных шагов в жизни. Нельзя закрывать глаза: трудности огромны и неизбежны. Творчество наше будет протекать рядом с суровой борьбой за существование, и неминуемы срывы усталости, падения. Но думается, что наше поколение характерно именно отсутствием жалости к себе. Процветает спорт, требующий суровой дисциплины, и, хотя нет более антипатичного существа, чем ограниченный спортсмен, у которого все помыслы заняты приращением тела, но думается, что эта суровая спортивная дисциплина может быть одухотворена и направлена на неостанавливающееся творчество, в чем бы оно ни выражалось. Главным образом, оно будет выражаться в неустанном самосозидании и – да, -самосовершенствовании. А чтобы в этом самостроительстве по недомыслию не уклониться в ложную сторону, так как и самый светлый человеческий ум не свободен от ошибок, – надо опираться на живую набожность, верить в свою русскую миссию и развивать в себе мужество ради самого мужества, не требуя никаких наград…

И, когда не ждешь этих наград, они обычно приходят и осмысляют казавшуюся бессмысленной жизнь.

«Через океан». Арсений Несмелое

Теккерей где-то сказал: «храбрость никогда не выходит из моды». Это глубоко верно. Никого мы не любим более, чем храброго человека, потому что истинно храбрый не бывает злым и низким. Добрый человек, храбрый человек – это звучит почти синонимично. У всякого – самого слабого, самого закоренелого из нас – есть тайные струны, которые непременно отзовутся на храбрый поступок, на смелое слово. К этим-то струнам апеллирует Арсений Несмелов своей поэмой «Через океан», вышедшей нынче отдельной изящной книжкой.

Есть у этого своеобразного произведения свои минусы. Но минусы эти такого свойства, что трудно сказать с уверенностью, что они действительно минусы. Кто знает, может быть, именно в этих минусах кроется – местами захватывающая – выразительность этой поэмы.

Язык поэмы весьма груб, стих порой просто неуклюж, многие обороты речи звучат нарочито и искусственно; есть и неудачные словообразования, как, например: «оконтрастить», что – ужасно безвкусно и, главное, неуместно в поэме такого характера. Любителям «сладких звуков и молитв» от Несмелова тоже нечем поживиться: некоторые строфы поэмы – сплошная какафония… Но, с другой стороны, верно и то, что поэму Несмелова не представляешь в ином виде: она живет только такой, как она есть, и, может быть, совсем исчезнет, если ее подчинить да подшлифовать.

Небезынтересно проследить формальные влияния, из которых складывается своеобразное поэтическое мастерство Несмелова. Прежде всего, поэма Несмелова – «лирический фельетон». Эту форму рьяно пропагандировали футуристы в период создания Лефа как лучшее средство оформления гражданских тем. Словом, с внешней стороны она соткана из советских влияний. Отсюда – масса прозаизмов, отсюда – установка на разговорную речь, и только – местами песенный лад да свобода в обращении с синтаксисом заставляют вспомнить о Цветаевой.

Но содержание поэмы – наше эмигрантское. В ее основу положена газетная заметка. Несколько кадет, раздобыв крошечный парусно-моторный бот «Рязань», решили плыть на нем в Америку. Капитаном судна был избран случайно встреченный в порту боцман. Судно благополучно прибыло к берегам Сев. Америки, установив рекорд наименьшего тоннажа для трансокеанского рейса… Эту незатейливую тему Несмелову удалось почувствовать остро лирически. «Страшные годы России», Россию закрутила метель, и мальчиков-кадет эта метель застает на школьной скамье. Не доучены алгебра и геометрия, – «можно ль учиться, когда надтреснут старый уклад и метель в дыру», и – вот: «Русский от голода и от страха прет бесшабашно на рожон». Но автор – в лирических отступлениях поэмы – не предается печали о надтреснутом старом укладе, о брошенной школе. Перед кадетиками – иная, более совершенная школа – жизнь. Говорят, что в некоторых местах Сибири новорожденного ребенка вываливают в снегу: выживет – будет здоров, как бык, не выживет – стало быть, не судьба. В этом-то «выживет – не выживет», в преклонении перед жизненной силой человека обретает Несмелов свой весьма несложный, но подлинный пафос. Без крещения метелью, без вываливанья в снегу для Несмелова невозможен подлинный человек: или смерть – не выживет, или жизнь – выживет, но не нечто среднее – вялое прозябание… Этот пафос мужества иногда захлестывает, и кажется, что сам надышался свежего морозного ветра, нахлебался соленой холодной воды. Некоторые строфы звучат особенно страстно и выразительно и сформируют не одно юношеское сердце. Например: