Побег

Укрепленный на колодце факел, моргнув последний раз, погас. Валя тихо начал опять что-то говорить, но Максим, воспользовавшись темнотой, тихо поставил прямо на пол свою плошку и ушел, нащупывая дорогу руками. Новый огонь Андрей зажигать запретил: в подземелье оказалось гораздо меньше факелов, чем должно было быть. К тому же половина вытяжек была забита землей и мусором. Сталкиваясь с другими общинниками, Максим исхитрился заблудиться и лишь по запаху понял, что идет в сторону отхожего места. Оно располагалось под «оружейным» блоком, который имел в стенах достаточно широкое отверстие, чтобы через него можно было выплеснуть наружу содержимое двух деревянных корыт.

Поменяв курс, он добрался-таки до спального помещения. Тут, поверх кирпичного пола, был деревянный настил, на котором и спали общинники. Отыскать свою постель в темноте нечего было и надеяться, так что Максим просто подгреб под себя те тряпки, которые смог нащупать, и улегся, найдя местечко у стены. Раньше вдоль стен спали те, кто постарше, но кто теперь будет разбираться? Может быть, он лег там, где всегда спал Коля Безрукий или Каменный. Закрыв глаза и стараясь не обращать внимания на то и дело вспыхивающие перебранки, Максим наконец-то расслабил мышцы. Они болели. Но еще хуже чувствовала себя голова. Слишком многое случилось и в этот, и в предыдущий день. Мало того, все произошедшее оказалось лишь прелюдией к новой жизни общины.

«Почему я не ушел летом, а? – с запоздалой досадой сам себя спросил Максим, понемногу проваливаясь в глубокий сон. – Потому что страшно идти одному. И еще потому, что летом я еще не смог бы украсть у своих топор или нож, даже еду не украл бы. А вот теперь могу. Потому что наше подземелье – наша же могила. Зиму мы как-нибудь продержимся, но что будет потом? Соседи будут отдавать соль только очень дорого, мы им не нужны. И следующей зимой погибнут все, кто не уйдет. Может быть, попробовать объяснить это Андрею? Но тогда придется бросить мелких, с ними далеко не уйти…»

Глава шестая

Новые времена

Мутов не было слышно уже сутки, не удавалось увидеть тварей и в смотровые окошки. Первым, на рассвете, выпустили Вовика, которого Андрей пока еще не считал за вполне взрослого. Малец с чего-то взял, что его решили отправить на убой, заревел и начал отбиваться, а когда его тащили к двери, намочил портки. Тем не менее его вытолкали наружу рогатинами и не впустили обратно факелами, когда Вовик попытался проскочить между ног. Со сгоревшими бровями, зареванный, мальчик все же вышел во двор, усеянный костями и обломками. Моросил дождь, не прекращавшийся уже четвертый день. Постепенно осмелев, Вовик забрался на стену и обежал по ней Цитадель кругом.

– Ушли, не видать их ни с какой стороны! – весело прокричал он в отдушину, свесившись с крыши. – А южная стена проломлена осталась! А оранжереи все разбиты и перекопаны! А сарай с дровами сгорел, даже не тлеет, и все в пепле, пепел намок и очень грязно! А еще…

– Все понятно. – Андрей отошел от отдушины и приобнял Косого и Илью-Ногу, своих ближайших помощников. – Ну, выводите потихоньку народ. Работать по плану, как наметили. Кто будет против – напомните, что я обещал. И этого гада, Голову, пусть уж так и называется, чтобы на самые тяжелые работы направляли!

Обещал Андрей следующее: теперь, если кто вздумает не подчиняться приказам Главного – так он сам себя величал, – то в наказание на первый раз его запрут на трое суток без еды и воды. Раньше такого правила в общине не было, да и не было в нем нужды. Все и так понимали, что выжить можно, только действуя сообща. Андрей сам стал первым серьезным нарушителем. Вероятно, он понимал, что по его стопам могут пойти и другие, и решил заранее разъяснить всем, что терпеть такого не станет.

Голову он начал унижать с первого же дня своего командования, которое настало как-то само собой. Старшие глядели косо, собирались кучками и ворчали, но так и не выступили против. Остальные частью были за Андрея с самого начала, а частью смотрели на старших, как привыкли. К тому времени, когда муты покинули Цитадель, все уже смирились и даже как-то незаметно привыкли. Голове, к удивлению Максима, не сочувствовал вообще никто. Будто и не выполняли еще несколько дней назад его приказов, не признавали его старейшиной. Наоборот, с ним общались часто довольно резко и сторонились, даже если оказывались на одном рабочем участке.

– Хорошо-то как! – сказал тощий Илья, прозванный Ногой за несоразмерно длинные и широкие ступни. – Надоело сидеть в потемках да в духоте! Все, пошли, парни! Тоха и Макс пусть обегут все закоулки, остальные – на стену и крышу, хорошенько все осмотреть. Оружие держать наготове, поодиночке никуда не отлучаться!