Побег из лагеря смерти

Первым в списке шел старший брат отца Шин Тхэ Соп. Рядом с его именем стояла дата – 1951, второй год Корейской войны. На той же строчке Шин увидел перечисление преступных деяний дяди: нарушение общественного порядка, акты жестокости, побег на Юг. Те же преступления находились рядом с именем и второго по старшинству дяди Шина.

Только много месяцев спустя Шин смог понять, что ему позволили в тот день увидеть. В этих документах содержался ответ на вопрос, почему семья его отца оказалась в Лагере 14.

Отец Шина был виновен в страшном преступлении, которому просто не могло быть оправдания. Он был братом двух молодых людей, бежавших на Юг во время братоубийственной войны, повергшей в руины большую часть Корейского полуострова и разделившей сотни тысяч семей. Шин тоже был виновен в преступлении, которому не было никакого искупления. Он был сыном своего отца. Но отец Шина даже не пытался объяснить ему все это.

Позднее отец рассказал Шину о том дне в 1965 году, когда его семью арестовали агенты госбезопасности. Еще до рассвета они ворвались в дом дедушки Шина в уезде Мундок провинции Южный Пхёнган в 50 км с лишним к северу от Пхеньяна.

– Собирайте вещи! – прокричали вооруженные люди.

Они не объяснили причин ареста и не сказали, куда отправят всю семью. Когда на улице посветлело, к дому подъехал грузовик, в который арестованные погрузили свои пожитки. Целый день они провели в пути (машина проехала около 70 км по горным дорогам) и к вечеру прибыли в Лагерь 14.

* * *

Шин сделал, как было приказано, и поставил под документом отпечаток своего пальца.

Ему снова завязали глаза, вывели из комнаты для допросов, а потом протащили по длинному коридору. Когда повязку сняли, Шин увидел перед собой дверь с цифрой «7». Надзиратели втолкнули его в камеру и бросили вслед тюремную робу.

– Переодевайся, сукин сын.

В робе маленький, тощий Шин растворился, словно в огромном холщовом мешке.

Камера представляла собой кубическое помещение с голыми бетонными стенами, да такое маленькое, что в нем еле-еле можно было улечься на полу. В одном углу располагался туалет и раковина с водопроводным краном. С потолка свисала лампочка. В камере не было окон, а поэтому понять, день сейчас или ночь, не было возможности. На полу валялись два тоненьких одеяла. Еды Шину не дали, спать у него тоже не получалось.

Когда дверь открылась в следующий раз, по ощущениям Шина уже, должно быть, наступил новый день. Ему опять завязали глаза и отвели в кабинет для допросов, где его ждали два новых офицера. Они приказали Шину опуститься на колени и снова потребовали объяснить, почему его родные хотели убежать. Чем была недовольна его мать? О чем Шин с ней разговаривал? Каковы были намерения его брата?

Шин сказал, что у него нет ответов на эти вопросы.

– Ты на свете-то пожил всего ничего, – сказал ему один из военных. – Просто сознайся во всем и живи дальше. Неужели тебе хочется здесь умереть?

– Но… но я и правда ничего не знаю, – ответил Шин.

Ему становилось все страшнее, ему все больше хотелось есть, он силился, но не мог понять, почему офицеры не знают, что это именно он доложил о попытке побега.

Охранники отвели его обратно в камеру.

Утром третьего, как думается Шину, дня, в камеру вошли охранники и офицер.  На ноги Шину надели кандалы, привязали к вмонтированному в потолок крюку веревку, и повесили мальчика вверх ногами. А потом, не говоря ни слова, ушли и заперли дверь. Ногами Шин почти касался потолка. Даже до предела вытянув руки, которые охранники не связали, Шин еле-еле доставал до пола. Он извивался и раскачивался на веревке, пытаясь перевернуться, но ничего не получалось. Шею свело судорогой, страшно болели ноги. Через некоторое время ноги просто онемели, а голова, к которой прилила кровь, с каждым часом болела все больше.

Вернулись надзиратели только вечером. Они сняли мальчишку с крюка, развязали и, опять не произнеся ни слова, ушли прочь. Шин увидел, что они оставили в камере еду, но есть он просто не мог. Он не мог даже пошевелить пальцами. Из распоротых острыми краями кандалов щиколоток лилась кровь.

На четвертый день офицеры были уже не в форме, а в штатском.

Шин встретился с ними в полутемной комнате с высоким потолком, куда его, как обычно, с завязанными глазами, привели надзиратели. Комната была похожа на механическую мастерскую.

Под потолком была закреплена лебедка, с которой свисали стальные цепи. На крюках по стенам были развешены молотки, топоры, щипцы и дубинки всех форм и размеров. На широком верстаке Шин увидел большие клещи, при помощи которых обычно держат или переносят раскаленные металлические болванки.

– Как тебе нравится в этой комнате? – спросил один из офицеров.

Шин не знал, что на это ответить.

– Я спрошу тебя в самый последний раз, – сказал старший из офицеров. – Что собирались делать после побега твои отец, мать и брат?

– Но я действительно ничего не знаю, – отвечал Шин.