Побег из лагеря смерти

Вскоре после переезда в Калифорнию Шина взяла под свою опеку уроженка Сеула, жена местного пастора Кён Сун Чон. Она ухаживала за ним, как за ребенком, готовила для него и следила за тем, как он приспосабливается к жизни в Америке. Когда он впервые пришел в дом пастора, она подбежала к нему и попыталась обнять, но Шин отстранился. Ему становилось не по себе при физическом контакте с другими людьми.

Но он не перестал приходить к ним на обеды, отчасти потому, что ему очень нравилась стряпня Кён. Кроме того, он подружился с детьми Кён: Юнис, активисткой-правозащитницей, с которой познакомился еще в Сеуле, и ее младшим братом Дэвидом, выпускником Йеля, тоже интересующимся проблемой прав человека. Детям Кён было около 20. Это семейство, помогающее иммигрантам из Северной Кореи, живет в Риверсайде, маленьком городке в сотне километров к востоку от Торренса. Кён и ее муж Чон Гын Ким руководят небольшой христианской миссией.

Наконец-то Шин увидел открытую, дружелюбную и любящую корейскую семью. Он с изумлением и некоторой завистью наблюдал, с каким вниманием эти люди относятся друг к другу и… к нему. Почти два года он через субботу приходил в дом Кён на семейные обеды. Он оставался ночевать, а поутру отправлялся со всеми на воскресную службу.

Почти не говорившая по-английски Кён стала звать Шина своим старшим сыном. Он старался терпеть ее объятья… и иногда даже сам обнимал ее в ответ. Он узнал, что она обожает замороженный йогурт, и перед каждым визитом забегал за ним в супермаркет. Она часто подтрунивала над ним, спрашивая:

– А когда же ты приведешь мне невестку?

Он делал ей комплименты, говоря, что она с прошлой встречи похудела и стала выглядеть гораздо моложе. Они часто уединялись и часами говорили о жизни.

– За что вы так хорошо ко мне относитесь? – сказал он как-то вдруг, резко помрачнев. – Разве вы не знаете, что я натворил?

Он сказал Кён, что «отвратителен сам себе», что не может избавиться от ночных кошмаров, в которых снова и снова казнят его мать, не может простить себе, что бросил в лагере отца, ненавидит себя за то, что выбрался на свободу по телу Пака. Еще он рассказывал, как ему стыдно, что на пути к границе страны приходилось воровать рис и одежду у полунищих людей.

Кён считает, что Шину не удастся избавиться от этого чувства вины до конца своей жизни. Но она не раз говорила ему, что совесть его мучит, потому что у него доброе сердце. А еще она сказала, что у него перед прочими северокорейцами есть очень важное преимущество: он не был отравлен ни пропагандой, ни культом личности Ким Ир Сена и Ким Чен Ира.

– В Шине видна, так сказать, чистота сознания, – сказала она, – ему никогда не промывали мозги.

Ее дети заметили разительные перемены в поведении Шина через пару лет его жизни в Калифорнии. Он стал демонстрировать уверенность в себе, у него улучшились социальные навыки, он стал меньше стесняться, чаще улыбаться и даже с удовольствием обниматься с близкими людьми.

– Раньше он очень смущался при встрече с моими друзьями и подругами по церкви, – говорит Юнис, – но теперь он научился даже шутить и открыто смеяться.

– Шин хорошо чувствует людей, – вторит сестре Дэвид. – Есть такая штука – любовь к людям… так вот в Шине ее, кажется, очень много.

Но сам Шин оценивал себя отнюдь не так радужно.

– Я среди хороших людей и поэтому стараюсь вести себя так же, как ведут себя эти хорошие люди, – сказал он мне, – но это очень трудно. Все эти добрые поступки не льются из меня естественным образом, как из них.  В Калифорнии Шин начал приходить к мысли, что и успешный побег из Лагеря 14, и удача, позволившая ему выбраться из Северной Кореи и Китая, была промыслом Божьим.  Тем не менее у Шина были большие сомнения в том, что Бог смог защитить его отца от мести охранников.

То же самое касалось и чувства вины. В Лагере 14 такой концепции просто не существовало. В юношестве Шин злился на мать за побои, за попытку побега, за то, что эта попытка стала причиной перенесенных им пыток. Он не пожалел ее даже в момент казни. Но теперь ярость уступала место чувству вины и ненависти к себе самому.

– Все эти эмоции появились сами и начали расти откуда-то изнутри меня, – сказал он.

Собственными глазами увидев, что такое семья, состоящая из любящих друг друга людей, он просто не мог примириться с памятью о том, кем он был для своих родителей.