Побеждая — оглянись

— Там ещё один белый конь. И на нём золочёное седло. А в том седле, подскажите, тоже ястреб?

— Леда там, — ответили градчие. — И он в простом седле на сером коне.

— Вот и славно! Хороший знак. Это не Сащека и Леда пришли к нам, а пришли становление и утверждение.

— Словенские лисы бежали, — сказали градчие.

А хитрые смерды переглянулись и промолчали.

Из градца Сащеке-риксу славу кричали, и Леде кричали, и всем, кто пришёл с ними. Выходили к ним градчие, нарочитые и смерды. Старцы вельможные выходили, склоняли седые головы, не стыдились слёз. Также Бож на поклон к подданным риксам вышел. В общей радости все стали равны.

Но был сумрачен Бож, и была безутешна Гудвейг. Малые риксичи были послушны и тихи. Глядя на них, люди вспоминали о Влахе и на миг забывали свою радость.

Да услышал Бож, что после Сащеки с Ледой стали славить десятника Нечволода. Не лиходеем, не чертоговым бражником и не утехой молодых вдовиц называли его, а величали Нечволода светлым соколом. С риксами наравне ставили, звали кольцедарителем.

И слышал Бож, как ответил из толпы десятник:

— Не хвалить, люди, а корить меня нужно. За то, что раньше с подмогой не успел, за то, что коня загнал, а другого не сумел сыскать и в Мохонь-град перехожим странником пришёл, а не вольным нарочитым. Потому и Будимир с братьями бежал, потому и Домыслав-изгой с ними ушёл, голову свою собачью нам не оставил. А для той головы уже и кол готов.

Но не слушали люди сказанного десятником, сами наперебой говорили, друг на друга злились, спорили.

— Жив Нечволод! — кричали. — Жив! А Домыслав, слышали, как всё вывернул, пёс?..

— Себе на погибель брехал! А Влах? Влах-то где, спроси.

— Тихо! Не гомони, дай выслушать.

Божа увидели чернь-смерды, ещё сильней зашумели. На Нечволода руками показывали, Нечволода за плечо брали.

— Где Влах? — спросил рикс.

Светло улыбнулся десятник:

— В Каповом-граде. С Младитуром тем у Вещего. Где ещё быть?

Лица у всех так и засияли. Смерды обнимали Божа и десятника. Кто-то опять про Домыслава вспомнил:

— Слышали, как повёл себя изгой?

Сказал десятник:

— Знал он про нас. Выведал где-то, что Влах-риксич послан в Капов. И от погони его мы едва ушли.

В Глумове уже не застали Домыслава-рикса; видно, ушёл тот со словенами. Люд же его разноречив был. Одни на юг показывали: «Со словенами бежал Домыслав к степям спорным, к степям готским». Другие говорили, что не было среди прочих беглого рикса, иначе от своих же смердов он принял бы смерть. А третьих спроси, так те и словен не видели. Либо, делом своим занимаясь, глаз на мир не поднимали, либо из осторожности не желали встревать в распри господ. Остальные же просто попрятались по лесам, время выжидали, и конного опасались, и пешего; подобно лесному зверью, они затаились в глубоких норах и считали: пусть всё прахом пойдёт, лишь бы жизнь сохранить себе и малым чадам. Друг друга сторонились. Но были и такие, кто, пользуясь разладом среди риксов, занялись разбоем. Каждый из них, не чувствуя над собой власти, неразумный, самолюбивый, помнил только о своём благе, вредил другим и не стыдился тайной радости от причинённого им зла.

Тогда посадил Бож в Глумове Нечволода. Десять нарочитых дал ему. А собравшимся людям сказал:

— Вот князь вам достойный взамен недостойного. Слушайте его и берегите. Тогда и он вас сбережёт. А случится что с новым князем — головой ответите. И забыть хочу строптивость Глумова. Пусть земля ваша под верным риксом станет мне верна.

Как прежде противился этому Нечволод, говорил:

— Что княжение, Бож? Какова мне радость в нём, если я не рядом с тобой буду, если из стремнины к тихой заводи меня пригонит?

— Не для радости твоей даю град и нарекаю риксом. Но чтоб был ты здесь правой рукой тому телу, которому голова — Веселинов, и чтобы щит ты держал крепко против гота и словена. И чтобы опорой мне был не в моём чертоге, а в своей вотчине.

Смеясь, советовали Нечволоду риксовы кольчужники:

— Ты, брат Нечволод, сыновей побольше роди. Край этот девами славен. И мыслим мы: по тебе княжение!.. Ночками сладкими позабудешь, ухарь, развесёлое житьё. А прежних дев твоих мы меж собой, позволь, поделим. К тому же тебя они уже оплакали.

Махнул рукой Нечволод, ответил риксу:

— Пусть так! Тебе повелевать, а мне подчиняться. Но об одном хочу просить. Позволь Влаху из Капова ко мне, как к тебе, отцу, наведываться. Мил мне твой Влах.

Глава 26

а выжженном поле во два роста растёт. Сожни рожь, снопами поставь, каждому колоску укажи место. Из отборных зёрен натолки-натри муки в ступе, отрубей не выбирай. На квасе тесто замеси: высоко поднимется. И скоро, уж скоро запахнет пышными хлебами. Тёмной корочкой покрыты, где-то и зола налипла, и масло блестит. А положены хлеба на рушники белые, чистые, льняные.