— Ну пошли, пошли. Уважимте старуху, — добродушно откликнулся Геня.
За чаем разговор то и дело приближался то к одной, то к другой пропасти, которые удавалось благополучно миновать только благодаря стараниям Лели и Олега, с удивительной находчивостью приходившего на помощь. Радость и оживление Лели потухли с той минуты, как Геня бросил на нее свой взгляд, узнав подлинную фамилию Олега. Ей почудился упрек в этом взгляде и теперь не терпелось внести ясность в их отношения. Она не могла дождаться конца беседы за чайным столом и вздохнула свободно только когда все вышли в переднюю. Наталья Павловна произнесла несколько приятных фраз; мать, разумеется, сказала, что если они хотят пройтись пешком, пусть идут вдвоем, а она сядет в трамвай. И вот они идут рука об руку.
— А ваша кузина очень мила: прехорошенькая и так просто себя держит, — сказал Геня.
— Боже мой! Да как же иначе-то можно себя держать? Так принято, так мы приучены с детства, — возразила Леля.
Они помолчали.
— Геня, — тихо сказала она, и маленькая рука протянулась к нему, — не оскорбились ли вы? Я не собиралась хитрить с вами: я дала себе слово, что доверю вам нашу семейную тайну, чтобы вы знали, с какими людьми имеете дело. Но вчера я об этом забыла, а сегодня… не собралась с духом… Верьте, что ни я, ни Ася никогда не усомнимся в вашей порядочности.
Но он не повернулся к ней и не взял ее руку, глаза его не засветились ей навстречу, когда, прибавляя шаг и словно убегая от нее, он ответил:
— Я на доверие ваше не претендовал и не претендую, но такого пассажа, признаюсь, не ожидал. Можно было предполагать, что все это только нелепое, ни на чем не основанное подозрение…
Леля в изумлении остановилась.
— Как «предполагать»? Как «подозрение»? Да вы разве уже слышали об этом? Кто мог вам говорить?
— Никто ничего не говорил. Я сам сделал некоторые выводы… Бросимте этот разговор.
Наступило молчание.
— Отчего у меня вдруг так заныло сердце! — Леля вновь остановилась, и слезы зазвенели в ее голосе.
— Стоит ли расстраиваться, Леночка? Какое нам, в конце концов, до этих людей дело? У нас своя жизнь. — Он взял ее под руку. — Послушайте-ка, Леночка, что я вам скажу: накануне первого мая у нас в клубе вечер — торжественная часть, ужин, вино, танцы. Все будут с девушками, и я хотел привести свою. Поедет она со мной? Леночка-Леночка, милая девочка, ваша кузина хорошенькая, очень хорошенькая, но «изюминка»-то в вас, а не в ней. Слышали вы это выражение — «изюминка»?
Леля прижалась к его руке.
— Геня, вы меня в самом деле любите?
— Вот так вопрос! Стал бы я иначе вас приглашать? Я часа бы на вас не потратил! После дома отдыха я еще ни на одну девушку, кроме как на вас, не смотрю, да вот толку-то пока никакого.
— Как никакого, если я ваша невеста! Разве этого мало?
— Вы знаете, чего я хочу.
— Почему же непременно теперь? Зачем ускорять события и напрасно терзать меня?
— Улита едет, когда-то будет?
— Почему так, Геня? Свадьбу можно сделать очень скоро, на церковном венчании я не настаиваю, хоть мне и грустно отказаться от него. Ничего не мешает нам стать мужем и женой.
Наступила минутная пауза.
— В ближайшие дни я не смогу к вам заскочить — у меня срочная командировка, а тридцатого вечером заеду, чтобы вместе отправиться на вечеринку. Идет?
— Буду ждать, — ответила Леля и не решилась повернуть разговор снова на задушевную тему, хоть и чувствовала, что не удовлетворена объяснением.
Тридцатого Геня появился у Лели в шесть часов вечера.
— Вы? — спросила она, выбегая к нему еще в домашней блузке, — я не ждала вас так рано. Я еще не готова. Мама гладит мне платье.
Он поймал ее за руку и увлек в угол.
— На вечеринку еще рано, но я приехал попросить… попросить вас заехать сначала ко мне… Я не ловелас и не обманщик! Я не стану лживо уверять, что вы уйдете такой же… как пришли. И все-таки прошу! Ведь и меня может обидеть недостаток доверия то в одном, то в другом… Или вы сейчас поедете ко мне, или пусть все между нами кончено! Вот — как хотите.
— Но почему так, Геня? Не понимаю ничего!
— Не надо расспросов, Леночка! Боюсь потерять вас — довольно вам? По-видимому, родные ваши вам дороже меня!
— Мои родные тут ни при чем, а отказывать вам я не собираюсь. Объясните яснее.
— Не стану. Мне не объяснения нужны. Вот я теперь увижу вашу любовь! Ну, как?
— Вы так жестко и сухо со мной говорите!
— А вы смотрите не на тон, а на содержание слова!
— А что же… потом?
— Потом пойдем в загс — в день, который наметили, если вы ничего не измените.
Он сделал ударение на слове «вы». Она пытливо всматривалась в него, чувствуя, что он чего-то не договаривает. И опять ее охватила уверенность, что она перед несчастьем, которое стоит тут, у двери, стоит и стучит…
— Пусть это будет между нами теперь или не будет вовсе, — повторил Геня, глядя мимо нее.
Что-то трепыхало в ее груди, как будто залетела туда и билась там испуганная птица. Она закрыла лицо руками.
— Ну, как? Едете или не едете? — приставал он.
Потребовать клятву, что он ее не бросит, показалось ей слишком банально, как-то унизительно. Да и что могла значить клятва для такого человека?