Побратимы

О подселении и хорошем отношении местных жителей пишет и Елена Скрябина – автор, в воспоминаниях которого картина жизни блокадника в Череповце представлена в негативном свете. Вначале Скрябина повествует о заселении в характерном для нее стиле: «Наконец, появилась Гаврилова. Сообщила, что нашла какую-то комнату. Отправились по темным узким улицам окраины. Хозяева этого жилища встретили нас угрюмо. Оказалось, что здесь больше всего боятся ленинградцев, потому что все они больные и голодные… Так и наши хозяева, у которых кладовая была полна продуктов, вряд ли пошли бы в чем-либо навстречу»[408]. Прожив несколько дней в этой квартире, Скрябина несколько изменила отношение к хозяевам и высказывается о них уже иначе: «Наш суровый хозяин немного оттаял – приглашает по вечерам к самовару. Конечно, можно рассчитывать только на кипяток, но и то славу Богу. Вдвойне теплее – от кипятка и сочувствия»[409]

. Вполне вероятно, что некоторые люди действительно не доверяли незнакомым переселенцам, что вполне естественно. Однако, даже несмотря на это, их приняли у себя в доме и стали оказывать небольшую помощь.

Одна из бывших студенток вологодского училища РУ-3, в котором готовили по рабочим специальностям (рулевые, мотористы, слесари и др.), так вспоминала о первой встрече с блокадниками: «Однажды зашел в класс завуч Хрусталев и сообщил: “В Вологду прибыл очередной поезд с эвакуированными из Ленинграда”. Прибыла большая группа ребят, которых управление профтехобразования распределит по училищам для дальнейшей учебы. У нас в училище ребят тепло встретили, разместили в общежитии, накормили, одели в форму. Время лечит. Потихоньку их сердца оттаяли от всего пережитого, утраты родных»[410]. Далее в воспоминаниях Нестерова пишет, что к блокадникам в учебном заведении не было никакого отчуждения: представительница эвакуированного театра организовывала самодеятельность, а ленинградцы участвовали в мероприятиях, играли на музыкальных инструментах и пели песни[411]

. Жители Ленинграда с добротой относились к вологжанам, которые помогали местным властям встречать их на вокзале: «Помню, один ленинградец настоятельно просил мою фотокарточку, обещал нарисовать портрет, а я отказалась, не было времени. Мария Алексеевна дала ему свое фото. Действительно, он нарисовал ее портрет с благодарственной надписью»[412].

Взаимоотношения между блокадниками и населением Вологодской области не всегда складывались хорошо. Население, приезжающее в регион и местные жители по национальному составу были относительно однородными – по этой причине серьезных межнациональных разногласий не было. Непонимание и конфликты иногда возникали на бытовом уровне из-за материальных благ, в которых ощущался острый дефицит. Татьяна Старостина, не принимающая поведения большинства в условиях войны, дала однозначную эмоционально окрашенную оценку жителям Вологды: «Население воровливое, недоброжелательное к “засранцам”, сиречь ленинградцам, но все, кто имеет отношение к эвакопункту, живут за счет эвакуированных ленинградцев – едят сами, воруют государственное – вещи берут, деньги, хлеб вымогают под предлогом всяческих услуг (принести воды, дров, затопить печь – ленинградцы либо не умеют, либо не в состоянии двигаться)»[413]

. Всех жителей, имеющих отношение к эвакопункту, без исключения Старостина охарактеризовала как воров и приспособленцев. В ее характеристике есть определенная доля истины – действительно воровство было распространенным явлением в то время, в условиях тотального дефицита. На заседаниях горисполкомов рассматривались случаи, когда некоторые люди в силу специфики своей работы в сфере общественного питания имели доступ к продуктам и совершали кражи, питались за счет клиентов столовых и буфетов[414], воровали продовольственные карточки[415]

. Начальник 1-го госпиталя для эвакуированных в Вологде Лидия Соломонова выявила, что ее сотрудники воруют у пациентов кольца и другие ценности[416]. После наблюдения и обысков воров удалось обнаружить. В госпитале провели показательный судебный процесс, на котором двух медсестер приговорили к одному году лишения свободы. Случаи воровства, как пишет Соломонова, прекратились[417]. Оправдывать подобные факты даже в условиях военного дефицита и голода сложно. Сами эвакуированные граждане находились в тяжелом положении. Татьяна Старостина в другом месте своего дневника пишет, что «всюду приходилось почти красть»[418], однако негативно воспринимает и не может понять «приспособленчество» и воровство местного населения. Таким образом, во время войны взаимоотношения между местным населением и ленинградцами складывались неоднозначно. Иногда возникали конфликты на бытовом уровне, но, с другой стороны, многие жители региона проявили гуманное отношение, сочувствие к блокадникам и, невзирая на собственное положение, оказали помощь в обустройстве на новом месте.