Если рассматривать личность Дилана, то частые упоминания о скромности и социальных комплексах намекают об уклоняющемся или тревожном расстройстве. По сути, тревожное расстройство личности — преувеличенная скромность, мешающая в общении. Расстройство сопровождается острыми ощущениями неполноценности, страхом быть отвергнутым и социофобией. Таким образом люди с этими чертами избегают рисков в общении, потому что полагают, что их отвергнут. И все же даже если у Дилана была уклоняющаяся личность, как это объясняет преступное поведение?
Изучив все незаконные действия, которые совершил Дилан, можно прийти к выводу, что он, как и Эрик, был психопатом. В конце концов, Дилан участвовал в том же теракте. Дилана арестовали вместе с Эриком, когда они влезли в фургон и украли инструменты. Дилан участвовал и во взломе школьной компьютерной системы, чтобы узнать комбинации от шкафчиков учеников, которые ему не нравились. За это и за поломку одного из шкафчиков его временно исключали из школы. Дилан вместе с Эриком воровал из школы компьютерное оборудование и участвовал в вандализме. Как говорилось в предыдущей главе, психопаты умеют обманывать и правильно подавать себя. Если Дилан шел по тому же пути, что и Эрик, но его участию в нападении удивились больше, значит ли это, что он был лучше в самопрезентации — что он был более коварным психопатом, чем Эрик?
Другая возможность — что Дилан был психотиком. Однажды он писал: «Когда я в человеческом обличье и знаю, что умру, все приобретает ощущение банальности»{4}
. «Когда я в человеческом обличье» — то есть он не всегда был в человеческом обличье? Что он имел в виду? В других отрывках он называл себя богоподобным. Хотя Эрик любил писать на немецком «я Бог», он слишком хорошо понимал, насколько далек от божественности. Однако по цитатам Дилана можно подумать, что он верил, будтоТаким образом, чтобы понять Дилана, нужно проследовать по нескольким зацепкам: черты тревожной личности, психотические симптомы и психопатическое поведение. Более того, нужно разобраться, что за лица он демонстрировал миру, и пролить свет на загадку, как болезненно стеснительный миролюбивый ребенок преобразился в хладнокровного массового убийцу. Для этого нам нужно проникнуть в разум Дилана. Лучший путь — его дневник.
Дневник Дилана обнародовали только в 2006 году. До того не было никакой возможности заглянуть в его внутренний мир. Дневник открывает окно к тем аспектам личности Дилана, которые иначе бы остались неизвестными. Без доступа к его текстам мы бы упустили большую часть его характера, страданий и увлечений. Его дневник заметно отличается от дневника Эрика и содержанием, и стилем. Тогда как Эрик полон нарциссического снисхождения и гнева, Дилан сосредоточен на одиночестве, депрессии, размышлениях и фиксации на поиске любви. Эрик рисовал оружие, свастики и солдат; Дилан рисовал сердечки. Эрик жаждал секса и фантазировал об изнасиловании; Дилан томился по истинной любви.
Расходятся дневники и стилистически. Стиль Эрика внятный. У Дилана — неопределенный, мечтательный, сбивчивый и странный. Текст Эрика четко выражает его гнев, ненависть, презрение, нетерпимость и желание уничтожить человечество. Текст Дилана бессвязный, неорганизованный, полон спутанных предложений и исковерканных слов. У Эрика проблема с
Черты тревожной личности
Дилан непрерывно страдал из-за дружбы и отношений с девушками. Он болезненно осознавал свои проблемы в общении. Он писал о рутине своей жизни так: «Пойти в школу, бояться и нервничать, надеяться, что меня примут»{5}
. Он мечтал о том, чтобы его приняли, но чувствовал, что так этого по-настоящему и не добился: «Меня никто не принимает, а я хочу, чтобы меня приняли… я выгляжу странно и веду себя застенчиво — БОЛЬШАЯ проблема»{6}. Для подростков обычное дело беспокоиться о том, нравятся они другим или нет, но социофобия Дилана дошла до предела. Он писал: «Я вижу, насколько отличаюсь (а кто не отличается, скажете вы), но я совсем на другом уровне отличия, чем все остальные»{7}. Более того, он верил, что если бы люди знали, насколько он отличается, то его бы отвергли или даже наказали: «Я знаю, что отличаюсь, но боюсь сказать обществу. Я не хочу столкнуться с тем, что меня отвергнут или накажут»{8}.Особенно безнадежно он смотрел на отношения с девушками. Он замечал: «Не знаю, почему я неправильно веду себя с людьми (в основном девушками) — они как будто вместе решили меня ненавидеть и пугать, я никогда не знаю, что сказать или сделать»{9}
. В другом месте он писал о девушках так: «Я знаю, что никогда не буду с ними»{10}.