Почему я не христианин (сборник)

Опять-таки, на христиан значительно повлияла теория эволюции – конечно, речь о тех, кто эту теорию принял. Они увидели, что человеку нельзя приписывать притязания, совершенно отличные от притязаний других форм жизни. Чтобы защитить свободу воли человека, христиане возражали против любой попытки объяснить поведение живой материи с помощью физических и химических законов. Позиция Декарта, заключавшаяся в том, что низшие животные являются автоматами, более не встречает одобрения у либеральных теологов. Доктрина непрерывности заставляет их сделать еще один шаг и признать, что даже мертвая материя не управляется жесткими и неизменными законами. Они, кажется, не замечают того факта, что, отменив царство права, придется отменить также и возможность чудес, поскольку чудеса – это действия Бога, которые нарушают законы, управляющие ходом повседневных явлений. Можно, однако, вообразить себе современного либерального теолога, который глубокомысленно утверждает, что все сотворенное есть чудо, а потому ему больше незачем цепляться за отдельные события в поисках особых свидетельств божественного вмешательства.

Под влиянием подобной реакции на естественный закон некоторые христианские апологеты ухватились за последние теории строения атома, которые будто показывают, что физические законы, в которые мы до сих пор верили, применимы лишь к большому количеству атомов, тогда как отдельный электрон ведет себя, как ему вздумается. На мой взгляд, это лишь промежуточная фаза исследований, и физики со временем обнаружат законы, управляющие микроявлениями, хотя эти законы могут весьма значительно отличаться от законов традиционной физики. Как бы то ни было, стоит отметить, что современные учения о микроявлениях не имеют никакого практического значения. Наблюдаемые движения, да и все движения, которые что-либо значат для кого бы то ни было, включают столь большое число атомов, что вполне соответствуют старым законам. Чтобы написать поэму или совершить убийство (если вернуться к нашей предыдущей аналогии), необходимо привести в движение значительную массу чернил или свинца. Входящие в состав чернил электроны могут танцевать в своей маленькой зале, но сама зала как одно целое движется в согласии со старыми законами физики, и лишь это заботит поэта и его издателя. Таким образом, современные учения не оказывают какого-либо существенного влияния на те человеческие проблемы, которые занимают умы теологов.

Соответственно, вопрос о свободе воли остается в прежнем состоянии. Что бы ни выдумывали в этом отношении метафизики, совершенно ясно, что на практике в свободу воли никто не верит. Всегда считалось, что возможно работать над характером, и всегда признавалось, что алкоголь и опиум определенным образом влияют на поведение. Поборники свободной воли считают, что усилием воли можно избежать опьянения, но даже они не станут утверждать, что в пьяном виде можно выговорить слова «британская конституция» столь же четко, как и в трезвом виде. Каждый, кто хоть немного занимался с детьми, знает, что правильная диета важнее для воспитания в них добродетели, чем самая красноречивая проповедь. Единственным практическим результатом учения о свободе воли является то, что оно не позволяет людям выводить из подобных тривиальных фактов правильные заключения. Когда поступки какого-нибудь человека нас раздражают, мы считаем его порочным и отказываемся признавать, что раздражающее нас поведение является результатом предшествующих событий, которые, если рассуждать последовательно, восходят к тому времени, когда этот человек еще не родился, то есть событий, за которые он не может нести никакой мыслимой ответственности.

Никто не станет обращаться, например, с автомашиной так глупо, как обращаются с другими людьми. Если автомобиль не трогается с места, смешно было бы приписывать это его греховности и говорить: «Ты погрязшая в пороках машина, и я не дам тебе бензина до тех пор, пока ты не исправишься». Надо найти поломку и устранить ее. А вот аналогичный подход к людям, как считается, противоречит положениям нашей святой религии. Причем это касается даже обращения с малыми детьми. Многие дети имеют дурные привычки, которые закрепляются наказанием, хотя, вероятно, они исчезли бы сами собой, если бы на них не обращали внимания. Тем не менее, няньки, за очень редкими исключениями, считают правильным наказывать, хотя рискуют вызвать тем самым неврастению. Если ребенок становится нервным, в суде это обстоятельство объясняют воздействием дурной привычки, а не наказания. (Я имею в виду недавнее разбирательство о случае непристойности в штате Нью-Йорк.)