Почему исповедуются короли (ЛП)

– Заклинаю вас всем святым, не говорите ни слова об этом моей племяннице. Вы не представляете, до какой степени подобные слухи расстраивают Марию-Терезу и сколько шарлатанов являлось к ней за эти годы, называясь именем ее давно потерянного брата. После одной из таких встреч она несколько дней болела.

Себастьян нахмурился.

– Так принцесса не видела брата после его смерти?

– Нет. Она и до смерти почти два года его не видела. Луи-Шарля вырвали из рук матери летом девяносто третьего. Они с Марией-Терезой больше так и не встретились.

– Странно, что революционеры не показали тело дофина сестре – хотя бы для того, чтобы рассеять любые сомнения в его участи раз и навсегда.

– Да уж, лучше бы показали, – буркнул граф Прованский, передвигая свой немалый вес в кресле. – Это избавило бы всех нас от множества хлопот.

– Вы уверены, что ваш племянник на самом деле мертв?

Себастьян ожидал вспышки негодования и пылкого отрицания малейшей возможности для дофина спастись. Вместо этого Людовик-Станислав моргнул, его глаза затуманились от наплыва чувств, а на внезапно постаревшей коже проступили пигментные пятна.

– Если он и впрямь каким-то чудом выжил – заметьте, я не говорю, что верю в это! Но если мой бедный племянник каким-то чудом спасся, он был бы не в состоянии стать королем, нести королевское бремя. То, что эти звери творили с ним в тюрьме… коротко говоря, это неизбежно сломило бы его как физически, так и морально.

– Что же они творили? – не отступал Себастьян.

К его удивлению, вмешался Амброз Лашапель.

– Вам лучше этого не знать, – мягко произнес он. – Поверьте мне, лучше не знать.

ГЛАВА 22

Резкий, колючий ветер хлестал прямо в лицо, когда Себастьян шагал по Сент-Джеймс-стрит в сторону Пикадилли. Плотнее натягивая шляпу, он заметил элегантную городскую карету с великолепно подобранными серыми в яблоках лошадьми, которая замедлила ход, поравнявшись с ним. На дверце красовался герб дома Джарвисов. Окно со щелчком опустилось.

Но Себастьян не остановился.

– Сегодня утром у меня состоялся досадный разговор с неким встревоженным парижанином холерического темперамента, – произнес лорд Чарльз Джарвис.

– Неужели? – Себастьян свернул на Беркли-стрит.

Карета катила рядом.

– Не желаете ли прекратить вмешиваться не в свое дело?

Виконт издал негромкий горловой смешок.

– Нет.

Могущественного тестя ответ не позабавил.

– С любым другим я, пожалуй, не удержался бы намекнуть на самые печальные последствия подобного упрямства для жизни и здоровья – вашей жизни и вашего здоровья. Однако понимаю, что в данном случае такая тактика приведет лишь к обратному результату. Могу ли я вместо остережений воззвать к вашим лучшим чувствам?

Остановившись, Себастьян повернулся к барону лицом.

– К моим лучшим чувствам? Поясните.

Облаченный в ливрею кучер придержал лошадей.

Явно отдавая себе отчет в присутствии посторонних ушей, лорд Джарвис весьма осмотрительно подбирал слова.

– Не сомневаюсь, к настоящему моменту вы уже выяснили, что именно поставлено на карту. Учитывая ваше неоднократно высказанное отношение к продолжающейся войне, мне казалось, вы озаботитесь не предпринимать никаких действий, способных воспрепятствовать процессу, который в итоге спасет людские жизни. Миллионы жизней.

– Да? И часто вас заботит спасение людских жизней?

Черты вельможи озарила улыбка, выглядевшая абсолютно искренней.

– Редко. Но мне известно, что на вас такой аргумент может повлиять. Кстати, та возможность, что сейчас нам представилась, вовсе не фикция.

Себастьян всмотрелся в надменное, самодовольное лицо тестя, чей римский профиль и пронзительно умные серые глаза живо напоминали Геро. Никто другой не поддерживал институт наследственной монархии более рьяно, чем лорд Джарвис. По его мнению, Наполеон Бонапарт являл собой выскочку-авантюриста, чье восшествие на трон Франции вкупе с неуемным честолюбием угрожало подорвать устои цивилизованного мира и общественного порядка. Ввиду этого Себастьяну с трудом верилось, чтобы барон одобрил мирный договор, в результате которого Британия отступит с поля боя, оставив корсиканское чудовище признанным императором.

– Не понимаю, каким образом мое скромное расследование может воспрепятствовать даже столь щекотливому процессу.

– Вы не знаете всех нюансов.

– Вот как? Просветите же меня.

Но лорд Джарвис только сжал челюсти и подал кучеру знак трогаться. Зацокали по брусчатке подковы, хорошо подрессоренная карета мягко покачнулась, и упряжка набрала скорость.

ГЛАВА 23

Ближе к вечеру, когда вдруг выяснилось, что все сиделки, которых Гибсон обычно нанимал для самых тяжелых пациентов, на эту ночь заняты, он укутал Александри Соваж в одеяло и перенес из лечебного покоя в свою собственную спальню.

– Вы не обязаны этого делать, – хрипло прошептала француженка, когда Пол принялся подтыкать вокруг нее потрепанное стеганое одеяло.

– Нет, обязан.