Почему Мангышлак

И вот теперь мы колесили по Палласовке, глядя на многочисленные типовые рекламные конструкции, которыми буквально усеяны местные обочины. Рыскнув вправо-влево, кинувшись туда и сюда, мы решили, наконец, прибегнуть к помощи разума. Ребята не должны были усложнять себе задачу и, наверное, зарыли клад не абы где, а следуя по пути на Эльтон, никуда в сторону не съезжая. Это все упрощало. Навигаторше Оксане была поставлена задача искать путь на Эльтон.

Навигаторша Оксана – судя по всему, женщина трудной судьбы, оттого обладающая весьма непростым характером, – решила, как всегда, избегать простых путей. И повела нас на Эльтон прямиком через местные огороды.

Здесь нам никакой клад, ясное дело, не светил. Пришлось все взять в свои руки, отыскать главную дорогу и по старинке, по указателям, нащупывать столбовую дорогу, наезженный эльтонский тракт. Оксана устроила было истерику, пришлось ее совсем не по-джентльменски заткнуть.

Я зорко оглядывал все встречающиеся рекламные конструкции. И вот надо же, возле одной из них во мне что-то шевельнулось.

Это был рекламный щит 6 x 3 м. На нем был изображен баобабоподобный букетище алых роз и вилась алой лентой надпись – что-то типа: «Путь к сердцу твоему выстлан их шипами…».

И сердце мое дрогнуло.

Это должно было быть здесь. Это в Лехином стиле.

И действительно, под опорой рекламного щита мы обнаружили сложенную из камней пирамидку.

Под ней была погребена обувная коробка, обитая, на манер гробика, атласом. В гробике, в засушенных цветочных лепестках, мы обнаружили бренные останки нашего материального, тварного мира. А именно – мышеловку, флакон настойки боярышника на спирту и реликтовую компакт-кассету воспевателя русской необъятной тоски Юрия Шевчука под названием «Это все, что останется после меня».

И мы взяли с собой вот «это вот все» и долго ехали и гадали и думали думу о бренности и тщете и вообще о том, что же значит сие послание.

Дальнейший наш путь к Эльтону лежал параллельно казахстанской границе, вдоль то и дело попадавшихся современных военных городков.

Это была уже Волгоградская область: ровнейшая, как поднос, степь, однако вся, насколько достигал глаз, охозяйствленная. Угадывались бахчи, пастбища, посадки. Через дорогу туда-сюда то и дело перекатывались, цепляясь за разбитый асфальт зловещими клешнями, членистоногие комья перекати-поля. Когда-то я вычитал, что компрессами из пережеванной кашицы этого сухого растения можно лечить укусы ядовитых насекомых. Это какой же суровой во все века должна быть здешняя жизнь, чтобы пережевывать в кашицу перекати-поле?!

Обочь то и дело мелькали типичные немецкие постройки – лютеранские церкви с остроконечными колоколенками, прочные кирпичные амбары, следы былого крепкого хозяйства.

Немцы жили здесь с середины XIX века и до середины XX-го, когда Поволжская немецкая республика была ликвидирована, а большинство ее жителей расселено по Сибири и Казахстану. Всего-то век был их здешнему житью, а насколько же прочное осталось наследие! И сейчас не скажешь, что постройки приходят в запустение, но общий фон, способ хозяйствования уже, конечно, мало напоминают тот стародавний уклад, что был здесь раньше. И что так великолепно описан в романе Гузели Яхиной «Дети мои» на примере волжского поселения Гнаденталь.

Совпадение или нет, но поселок Верхний Еруслан, что лежит на пути к Эльтону, с его замечательно сохранившейся кирхой, раньше назывался Гнадентау.

На подъезде к Эльтону мы сделали остановку, чтобы сфотографировать интересное явление. Здесь пошли пашни, что привлекло сюда огромное количество грачей, основавших немыслимых размеров колонию. Все рассаженные вдоль обочин деревья (по-моему, это акации) оказались облеплены гнездами, как новогодние елки шарами.

Гнезд здесь без счета – на каждой ветви по три, по четыре, а может и больше. И пока деревья стоят еще без листвы, голые, выглядит это все, натурально, как многоквартирные дома.

Конечно, такое встречается и у нас на Урале, и в средней полосе, но не имеет характера сплошного заселения, как здесь. У нас возле какой-нибудь особо привлекательной пашни грачи могут облюбовать несколько тополей или заросли кустов и тоже навить в избытке гнезд. Но в нашей лесистой местности у них есть в общем-то выбор, где селиться. Здесь же, на этой скудной на дерево земле, все, что им остается, это узкая полоса придорожных посадок. И потому грачиные гнездовья, покрывая каждое дерево сверху донизу, тянутся здесь километрами.

Птиц на это вынуждает кормовая база и скудный материал для размещения и строительства гнезд. Что же нас вынуждает лепиться друг к другу, конура к конуре, в наших городах?

Эльтон нас ожидаемо поразил.

Видывал я соленые озера и до этого, на Южном Урале это явление не в диковинку, но нигде я не видал соленых озер такого размера, лежащих в настолько ровной – до безысходности – местности.