История, которую я изложил здесь, описывает не только вселенскую, но и человеческую драму. Она описывает историю самого дерзкого интеллектуального поиска, когда-либо предпринятого человечеством. В ней присутствуют даже аллегории из Писания – для тех, кому это интересно. Мы сорок лет блуждали в пустыне после появления Стандартной модели, прежде чем открыли Землю обетованную. Истина или, по крайней мере, истина в той мере, в какой мы на данный момент ее знаем, открылась нам в том, что большинству людей показалось бы непонятными каракулями, – в математике калибровочных теорий. Они были доставлены нам не ангелом на золотых скрижалях, а куда более практичными средствами: на листах бумаги из лабораторных журналов, заполненных в результате усердной работы легиона специалистов. Эти люди понимали, что их утверждения могут быть проверены на соответствие модели реальному миру, миру наблюдений и экспериментов. Но важно не только то, каким образом мы к этому пришли; не менее важно и то, что мы сумели зайти так далеко.
Какой вывод можно сделать в этот момент истории о том, почему мы здесь находимся? Ответ представляется особенно замечательным потому, что ясно показывает, на каком глубоком уровне вселенная нашего опыта представляет собой тень реальности.
Я начал эту книгу цитатой из натуралиста Бейкера, из его «Перегрина»: «Трудней всего увидеть то, что правда есть вокруг». Я сделал это потому, что рассказанная мной история – глубочайший пример этого мудрого наблюдения из всех мне известных.
Затем я изложил платоновскую аллегорию пещеры, поскольку не знаю лучшего или более поэтичного образа реальной истории науки. Триумфом человеческого существования стало избавление от цепей, которые налагают на нас наши собственные ограниченные органы чувств. Нужно было интуитивно понять, что под поверхностью мира нашего опыта лежит реальность, часто куда более странная. Математическая красота этой реальности может быть безупречной, но наше существование в ней становится – более чем мы могли вообразить заранее – всего лишь случайностью.
Если задаться вопросом, почему все вокруг такое, какое есть, то лучший ответ, который мы можем предложить, состоит в том, что это результат случайности в истории Вселенной, где некое поле застыло в пустом пространстве определенным образом. Размышляя о том, какое это могло иметь значение, можно с тем же успехом размышлять и о том, какое значение имеет тот или иной конкретный ледяной кристалл, возникший на оконном стекле под действием утреннего морозца. Правила, допустившие наше появление в этом мире, не представляются чем-то более достойным того, чтобы за них сражаться и умирать, чем спор о том, правда ли «верх» во вселенной ледяного кристалла лучше «низа» или с какого конца – острого или тупого – следует разбивать яйцо.
Наши примитивные предки выжили в значительной мере потому, что понимали: природа, хотя она и замечательна, может быть враждебной и жестокой. Прогресс науки дополнительно прояснил, насколько жестокой и враждебной может быть Вселенная для жизни. Но признание этого не делает Вселенную менее поразительной. В такой Вселенной достаточно места для благоговения, изумления и восторга. Наоборот, признание этих фактов дает нам дополнительный повод радоваться тому, что мы пришли в этот мир и выжили.
Утверждать, что во Вселенной, у которой, кажется, и цели-то нет, наше собственное существование не имеет ни смысла, ни ценности, – беспримерный солипсизм, поскольку такая позиция предполагает, что без нас Вселенная не имеет никакой ценности. Величайший дар, который может дать нам наука, – это позволить нам преодолеть потребность всегда быть центром существования и заодно научиться ценить ту чудесную случайность, которой нам посчастливилось быть свидетелями.
Свет играл в нашей истории ведущую роль, как и в аллегории Платона. Изменения в нашем восприятии света привели к изменению представлений о сути пространства и времени. В конечном итоге именно благодаря изменениям в восприятии света стало ясно, что этот посланник реальности, столь важный для нас и нашего существования, представляет собой всего лишь удачное следствие космического случая. Случая, который однажды, возможно, переменится.
Здесь уместно признать, что после эпиграфа, с которого началась эта книга, в «Энеиде» стоит полное надежды восклицание: «…не страшись: эта слава спасет нас, быть может». Будущее, которое может положить нам конец, не перечеркивает величие пути, который нами еще не пройден до конца.
История, рассказанная мной, не завершена. Скорее всего, в мире гораздо больше вещей, которых мы не понимаем, чем тех, в которых мы уже разобрались. В поисках смысла наши представления о реальности, конечно же, изменятся по ходу дальнейшей истории. Мне часто говорят, что некоторые вещи наука никогда не сможет сделать. Но откуда нам это знать, если не попытаться?