Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

И вот – Филиппо Липпи, с творчеством которого, как отмечалось выше, связан своеобразный перелом взглядов. Идем в Сан-Лоренцо и смотрим его трактовку «Благовещения» (1442). Мария уже не пугается и даже не закрывается от вести. Она всплеснула руками, склонилась к ангелу. И начался разговор… завершившийся через 10 лет (1452) в другом «Благовещении» Липпи (галерея Уффици). Предложение с радостью принято: ангел и Мария тянутся друг к другу.

Здесь же в Уффици – «Благовещение» Леонардо да Винчи (1472–1475). Игра окончена. Мария вся в новой жизни. Гордо несет свое бремя. Прямо смотрит на ангела, принимая вызов. И мысли при взгляде на эту картину не возникает о каких-то сомнениях. Казалось бы, всё? История завершилась? Однако Сандро Боттичелли не дает нам простых решений. В его «Благовещении» 1489–1491 гг. (галерея Уффици) Мария вновь отшатывается, как в XIV в. Леонардо, увидев картину, съязвил: у Мадонны здесь такое выражение лица и такая поза, что она того и гляди выпрыгнет в окно{1124}

. Поза позой, конечно, однако пальцы на руке, которой Мария как будто отталкивает ангела, вот-вот переплетутся с его пальцами. Девушка то ли страшится нового, как у Симоне Мартини, то ли тянется к нему, как у Филиппо Липпи. Неужели дело дошло до кокетства? Не будем уточнять.

А завершим путешествие в Венеции в храме Сан-Сальвадор у «Благовещения» Тициана. «В деве Марии нет и тени растерянности от неожиданной благой вести, – пишет биограф художника. – Она держит в одной руке книгу, а другой, приподняв головную накидку, всем своим видом показывает, что полностью осознала божественный посыл и зачала, когда на нее в потоке яркого света в окружении сонма летящих ангелов снизошел Дух Святой в виде голубя»{1125}.

Если истории с Благовещением недостаточно, можно сделать проверку, хотя во втором случае репрезентативность, насколько можно судить, окажется ниже. Давайте пройдем во Флоренции по трапезным старых монастырей. Нас там сегодня уже не накормят, однако духовной пищей разжиться удастся. Дело в том, что на одной из стен трапезной традиционно размещалась фреска «Тайная вечеря». Самый известный вариант этой композиции сделан Леонардо да Винчи в Милане в трапезной монастыря Санта-Мария-делле-Грацие. Флоренция же, не имеющая подобного «хита», отличается зато от других мест числом хорошо сохранившихся и вполне доступных для осмотра работ. Сравнив, каким образом художники разных эпох решали однотипную задачу, мы можем понять и суть смены эпох как таковых.

Начнем с трапезной всемирно известного францисканского монастыря Санта-Кроче (где расположен сейчас музей). Там потрудился Таддео Гадди (1335). Лики у Христа и апостолов греческие, строгие. Почти без индивидуальных черт. Сидят они как присяжные, готовые вынести вердикт, после которого всякий аппетит пропадет: раз ты не веруешь, тварь жалкая, в Господа нашего, раз соблазнами проникаешься и грешишь постоянно, то, значит, отправишься за это сам знаешь куда.

Однако на самом деле из Санта-Кроче мы отправимся совсем в другое место – в женский бенедиктинский монастырь Санта-Аполлония, где почти не бывает туристов. При входе с нас не возьмут никакой платы и лишь попросят расписаться в огромной амбарной книге учета «посетителей культурных ценностей». В Санта-Аполлонии стену трапезной расписал Андреа дель Кастаньо (1447). Здесь уже каждый лик индивидуален. Апостолы явно из мира сего. А самое главное – одежда и обстановка.

Уйдем отсюда и направимся в трапезную монастыря Оньиссанти. Сюда тоже пройдем бесплатно, расписавшись в амбарной книге, и увидим, как Доменико Гирландайо (1480) изобразил милое застолье приятных во всех отношениях людей. За окнами птички летают, деревья растут. Изящно одетый трапезничающий народ слегка уже навеселе. Кто-то болтает, кто-то грезит, кто-то уже совсем отключился. Даже Иуда почти не выпадает из «тусовки». И ничто не предвещает того, сколь тяжкие события произойдут с Иисусом в самом ближайшем будущем.

Если раньше искусство скорее помогало человеку умереть, наделив смыслом переход на тот свет, то теперь оно помогало жить в этом несовершенном мире. Откровенной демонстрации ужасов, которой столь много было, например, в деревянной скульптуре XIV–XV вв. (особенно у лучших немецких мастеров), в итальянском искусстве XV–XVI столетий стало меньше. «Из искусства кватроченто почти исчезает тема Страшного суда – одна из основных в эпоху Средневековья. ‹…› Наше

время, мое время, то настоящее, в котором живет каждый человек Возрождения, приобретает при этом небывалую значимость»{1126}.