Почему тело дает сбой. Как ежедневные привычки могут незаметно нас убивать

Несмотря на исследования пароксизмальной холодовой гемоглобинурии Ландштейнера и Доната, после Первой мировой войны энтузиазм к изучению аутоантител и аутоиммунных заболеваний – неблагоприятных сторон воспаления – продолжал снижаться. Между тем, внимание к самим молекулам антител сохранялось. После войны область иммунологии сменила направление. Тридцать лет, в течение которых проходило ее зарождение, прошли под покровительством людей, искавших в биологии и медицине разгадку причин возникновения и профилактики болезней. За это время исследователи устали от поисков вакцин против неуловимых патогенов, а фагоцитарную теорию Мечникова затмила концепция антител. Тогда на смену биологам, стоявшим в авангарде иммунологических исследований, пришли химики. Этих ученых прежде всего интересовала сама молекула антитела, а не широкий взгляд на организм, в котором она действовала. Они хотели научиться манипулировать антителами и понять, как они выглядят, какой у них размер, форма и структура, а не разбираться в их роли в здоровье и болезни. Так иммунология стала химической наукой.

Только после Второй мировой войны она вернулась к своим традиционным биомедицинским истокам, что помогло лучше понять, какую цену организму приходится платить за целительный механизм воспаления. Новая плеяда ученых, не особо преданных старым взглядам, занялась решением насущных задач. Вторая мировая война дала толчок фундаментальным научным исследованиям в самых разных областях, среди которых был поиск решения проблем, связанных с пересадкой кожи и других тканей людям, пострадавшим от ожогов и ран. Британский биолог Питер Медавар и его коллеги обнаружили, что организм отторгает чужеродные кожные трансплантаты из-за тех же иммунных реакций, с помощью которых он защищается от микробов. Ученый раскрыл важную роль иммунологии в успешности операций по трансплантации, создав область трансплантационной иммунологии, которая в будущем поможет научиться результативно пересаживать органы людям.

В Висконсинском университете аспирант Рэй Оуэн столкнулся с любопытным феноменом, изучая образцы крови двуяйцевых близнецов среди крупного рогатого скота. В утробе матери они делили одну систему кровообращения, однако их иммунные клетки не атаковали антигены на поверхности клеток крови друг друга. Близнецы стали химерами: в организме каждого теленка были как свои собственные клетки крови, так и клетки, доставшиеся ему от другого близнеца. Это открытие побудило австралийского врача Макфарлейна Бернета к созданию концепции так называемой иммунологической толерантности – способности иммунной системы сохранять неактивность при столкновении с чужеродными тканями, которые обычно вызывают у нее бурную реакцию. Несколько лет спустя Питер Медавар и его коллеги подтвердили гипотезу Бернета в экспериментах на животных.

За работу по пересадке тканей и открытие иммунологической толерантности Медавар и Бернет в 1960 году были удостоены Нобелевской премии по физиологии и медицине.

Все эти новые концепции привели к радикальному сдвигу направления, в котором развивалась иммунология – от химии к биологии. Интеллектуальная преграда, стоявшая на пути изучения аутоиммунных процессов, была устранена, что привело к шквалу активности в этой области. Были открыты аутоиммунные заболевания щитовидной железы, надпочечников, кожи, глаз и яичек, а также многие другие. Все это окончательно подтвердило способность иммунной системы обращать воспалительную реакцию против своего собственного организма, вызывая различные болезни.

На вторую половину XX века пришелся расцвет исследований в области иммунологии, однако антитела по-прежнему занимали центральное место, затмевая собой фагоциты. Ученых захватывали вопросы, которые ставила перед ними адаптивная иммунная система. Как в мире с безграничными возможностями антитела могли противостоять огромному разнообразию чужеродных материалов? Эта загадка десятилетиями вдохновляла их работу. Y-образная молекула антитела была тщательно изучена. Ее ветви назвали тяжелой и легкой цепями, которые, как было установлено, состояли из компактно сложенных белковых структур, называемых доменами. Даже когда в 60–70-х годах XX века внимание переключилось на клетки, наибольший интерес вызывали лимфоциты. Т– и В-клетки, элитную армию иммунной системы, было легко выделить для работы с ними. Фагоциты же со своим скромным происхождением, берущим начало на тихом итальянском морском берегу, окруженные аурой мистицизма, задушенные в научных войнах, считались недостойными слишком большого внимания. На деле, как и предполагал Мечников, их вклад в биологические издержки воспаления окажется куда более весомым, чем можно было себе представить. А их отсутствие, как вскоре обнаружат ученые, окажется смертельно опасным.