Впрочем, дьявольские семена гитлеровских замыслов при всех западных финансовых поливах не смогли бы прорасти, если бы не падали на благодатную почву. Нацисты обрели всенародную поддержку именно из-за того, что после разгула и безобразий «демократии» они вернули немцев к прошлому, привычному. Их идеология вобрала в себя старые установки пангерманизма — владычество в Европе, завоевание «жизненного пространства» на Востоке, создание колониальной империи. Славяне — дикари, недочеловеки, Запад вырождается, а германцы — высшая раса, ей в мире должно принадлежать господствующее место.
Идеи остались прежними, усовершенствовались только методы пропаганды, и народ ностальгически воспрянул, зажегся еще и похлеще, чем в 1914 г. К старым лозунгам добавились только антисемитские. Но еврейские дельцы очень активно поживились на германской «демократии», и это лишь прибавило популярности нацистам. Ну а раздутый культ фюрера совсем не случайно занял место старого культа кайзера — это тоже было близко и привычно для Германии. Разве что технологии манипуляции сознанием усовершенствовались, и нацистский культ «вождя» внедрялся еще более массированно, умело, целенаправленно.
Костяком гитлеровской коалиции стали те же самые, прежние союзники. В Австрии еще в 1921 г. большинство населения высказалось на плебисците за объединение с Германией, но Франция и Англия не позволили. В 1938 г. вступление в Вену германских войск и приезд Гитлера стали стихийным национальным праздником. Люди радовались, что они снова оказались не в крошечном слабеньком государстве, а в великой воинственной империи. Австрийцы ничем не выделялись от германцев ни в армии, ни в карательных органах, заняли «достойное» место среди военных преступников. Лишь попадая в плен, начинали вдруг вспоминать, что они австрийцы и их самих «завоевали».
Венгрия вступила в союз, как только фюрер предложил ей совместный поход на Югославию. Все на тех же ненавистных для нее сербов! Это вызвало общенародное ликование. Писатель Й. Дарваш вспоминал: «Чуть ли не всех охватила лихорадка расширения границ, у торжествующей страны в хмельном угаре кружились головы — и если бы кто-нибудь осмелился в тот момент испортить праздник, поставив вопрос о том, чем же придется за все это платить, он наверняка был бы смят и растерзан». В парламенте заранее кричали о войне с русскими. Когда германские колонны пошли через Венгрию на Белград, жители Будапешта бурно приветствовали их, забрасывали цветами.
В Югославии мадьяры отметились точно такими же зверствами, как в 1914 и 1915 гг. В Воеводине, раньше принадлежавшей Австро-Венгрии, Сегедский корпус ветерана Первой мировой генерала Фекетхалми-Цейдлера устроил массовые этнические «чистки», истребляя сербов, невзирая на пол и возраст. В России повторяли то же самое, перехлестнув в жестокости и садизме даже немцев. И командующий Воронежским фронтом Ватутин, узнав от уцелевших крестьян Острогожского района, что они вытворяли, распорядился: «Мадьяр в плен не брать!»
Даже в 1944–1945 гг., когда немцы свергли их правительство, оккупировали их страну, венгерские войска все равно не изменили союзникам. Свирепо дрались за Будапешт, у озера Балатон. Как, кстати, и австрийцы за Вену.
Но и другие сателлиты Германии вели себя примерно так же, как в Первую мировую. Болгария сразу загорелась аппетитами на земли Югославии и Греции. От сражений с русскими официально уклонилась, но добровольцев на Восточном фронте было немало. Как и хорват, бывших подданных Австро-Венгрии. И счеты с сербами они мгновенно вспомнили, развернули дикую резню. Словаки дисциплинированно снарядили на Россию целый корпус. А когда припекло, начали руки вверх поднимать, даже и о «славянском братстве» вспомнили, восстали. Румыны опять жадно зарились на приобретения. Гитлер посулил ей вернуть отнятую Сталиным российскую Бессарабию, добавил Одессу, земли от Днестра до Буга — и Румыния воодушевилась. Объявила эту область, где никто никогда не говорил на романских языках, своей новой провинцией «Транснистрией». Выставила на фронт аж две армии. Сражались они так же плохо, как в прошлой войне, зато грабили и насильничали повально. А когда разгромили, румыны повторили опыт Первой мировой, легко перекинулись в антигитлеровскую коалицию — вместе с «братушками» болгарами.
И Финляндия не забыла своей русофобии, былой дружбы с Германией. Тоже мобилизовала две армии. Вовсе не для того, чтобы вернуть отвоеванный русскими Карельский перешеек. Финны разохотилась захватить Карелию, Ленинград, Вологду, «финно-угорские» земли до Урала. Воевали ничуть не хуже немцев, а в жестокости не уступали ни им, ни венграм. Знаменитой стала фотография из концлагеря — дети из-за колючей проволоки протягивают ручонки с вытатуированными номерами. Только обычно не упоминается, что это не германский концлагерь, а финский в Кондопоге.