Почерк дракона

– Бумажный дракон?

– Дракон. Бумажный – только символ. Всего лишь символ. Но ты еще не знаешь, кто ты. Ты можешь ответить на этот вопрос. Кто ты?

Шатов попытался разжать губы. Они смерзлись. Намертво.

Кто я? Кто?

Шатов напрягся и, чувствуя, как лопаются губы, как выступает на них кровь, выкрикнул:

– Я человек.

– Ты только тень. Всего лишь одна из многих теней в моем мире. Тень, которую я отбрасываю на ваш мир. Ты – не человек. Ты даже не тень человека. Ты тень бумажного дракона. И тебе никогда не стать…

Туман разом превратился в ледяной дождь и обрушился вниз, куда Шатов не смог заставить себя заглянуть. Он не отводил взгляда от того, кто назвал себя драконом. И на короткое мгновение ему показалось, что он узнал… Показалось, что еще вдох, еще один удар сердца и…

– Вам плохо?

– Я просто долго не спал, – облизал губы Шатов. – Очень долго, извините. И еще нервы.

– Я понимаю, – сказал тот, который представился Александром.

– Понимаете? – Шатов обернулся к нему. – Что вы можете понимать? Чистенький, ухоженный… И все становятся перед вами по стойке смирно. Да? За какие заслуги? По праву рождения? Или вам удалось замочить кого-то и занять его место?

Александр потер переносицу:

– Я думаю, что нам стоит поговорить о деле. О деле, а не выплескивать друг на друга накопившиеся эмоции.

– О каком деле? У нас с вами что, есть общее дело? – Шатов сорвался бы на крик, если бы у него на это остались силы.

– Представьте себе, да. Есть. Или может быть. И не нужно себя накручивать. Мы с вами знакомы всего с полчаса, и нам нет необходимости становиться врагами.

– А зачем нам становиться друзьями? – спросил Шатов.

– Я вам не предлагаю и дружбы. Я прошу вас помочь нам, в обмен на информацию.

– На какую информацию?

– Вы все равно копаетесь в этом, Евгений. И не исключено, что вам удастся что-нибудь накопать…

– И вы хотите, чтобы я порылся в этом дерьме еще и для вас?

– Похоже, что так.

У его лица черты необыкновенно резки, подумал вдруг Шатов. Словно лицо напряжено. Словно он из последних сил сдерживается, чтобы не закричать. Этот Александр. Он не похож на сытого и довольного. Он похож на человека, пережившего собственную смерть, внезапно пришла в голову мысль. Он умер и продолжает жить. И он разговаривает сейчас с Шатовым вовсе не потому, что хочет этого. Он вынужден разговаривать с ним.

Что-то заставило его разговаривать с Шатовым.

– Расскажите, а я потом решу, сотрудничать с вами или нет, – предложил Шатов.

– Хорошо, – губы Александра чуть раздвинулись в легкой улыбке. В легкой болезненной улыбке. – Я на другое и не рассчитывал. Вначале информация, потом – ваше согласие…

– Или… – начал Шатов, но его быстро перебил Александр.

– Или несогласие.

– Мы погуляем, – предложил Хорунжий с переднего сидения.

– Пройдитесь, – кивнул Александр и помолчал, ожидая, пока Хорунжий и водитель не выйдут из машины.

Шатов сглотнул, борясь с подступающей тошнотой. Кашлянул и схватился за грудь.

– Досталось в подвале? – спросил Александр.

– Если бы только в нем.

Хорунжий и водитель остановились метрах в трех от машины, закурили.

– Рассказывайте, – сказал Шатов, – свидетели уже ушли.

– Они и так все это знают. Они ушли, чтобы не ставить вас в неловкое положение. Чтобы не давить на вас.

– Скажите пожалуйста, какая вежливость, – горло совсем пересохло, и слова получались хриплые, шершавые, словно дикие камни.

– Можете рассматривать это и так, – снова улыбнулся Александр, – но я не об этом. Я – совсем о другом. Помните, как проклинали друг друга древние китайцы?

– Чтобы ты жил в эпоху перемен, – сцепив руки, ответил Шатов.

– Или, в другом переводе, чтоб ты жил в интересное время. Китайцы считали, что чем скучнее жизнь, тем больше есть оснований отнести ее к временам счастливым. К сожалению, мы сейчас живем именно в интересное время. Вы как журналист сами знаете.

– Вы об экономических реформах?

– Нет, я о людях. После каждой революции, в ее ходе, появляются люди, которые пытаются оставить свой след в истории, в памяти человечества. Любым путем. Как угодно. Необычайное количество гениев и подонков поднимается на поверхность в период революций и войн. И еще преступников. Или безумцев.

– А можно без лекций?

– Можно. Вы обратили внимание, что наш с вами город живет очень интересной жизнью, даже на фоне интересной жизни всей страны. Вспомните конец прошлого года…

– Меня в последнее время постоянно просят вспомнить о конце прошлого года. И, как правило, именно в машинах.

– Вы о Солдате? – голос прозвучал особенно безжизненно и отстраненно.

– О нем, – Шатов обернулся к собеседнику. – Один водитель такси сказал, что очень жалеет о том времени. Все шалавы и прочая другая шушера ужасно боялись скорой и жестокой расправы. Он вообще предлагал всех посадить в баржи и утопить в Ледовитом океане.

– Да. Это не он один. Об этом сейчас мечтают тысячи тех, чьи надежды не оправдались и не исполнились. Странно… Они жалеют о подонке, словно нет никого другого.

– Почему о подонке? В конце концов, у Солдата была идея…