Справа отворилась широкая застекленная дверь и в комнату медленно, в раскачку вошел человек, лицо которого показалось Карташову очень знакомым. Вспомнился ресторан "Прага", черный "линкольн", свита в темных костюмах и этот сытый субъект, галстук которого на выпирающем животе напоминал шевелящуюся коралловую змею. Сердце у Карташова забилось еще чаще. Он весь напрягся в предвкушении какого-то очень важного для себя открытия. Он ждал, что следом за Буриловым последует Бандо, встречу с которым он так долго откладывал. Однако Слон не появился.
Хозяин дома встал во весь рост и развел в сторону руки - было видно, как он рад появившемуся гостю. Они пошли друг другу навстречу и обнялись. Гудзь казался малолеткой по сравнению с дородной рыхлеющей фигурой Бурилова.
- Опоздал, прости, - однако по-настоящему извиняющихся ноток в голосе гостя не чувствовалось...
В голове Карташова, словно трясогузка, дергалась мысль: "Где же Бандо? Где же эта сволочь?"
Он приблизился к Одинцу и положил руку на изготовившийся к стрельбе обрез: "Ты знаешь, кто этот пикадор, который только что завалился?"
- Знакомая харя, видел по телевизору...
- Хозяин Бандо...Бурилов собственной персоной...
- Ого, сегодня, кажется, у нас может получиться наваристый бульон. Что будем делать?
А между тем задвигались стулья, расчищалось место для запоздалого гостя. Поэт встал и за руку поздоровался с Буриловым, а тот тут же переключился на блондинку, сидящую рядом с поэтом. Поцеловал ей руку, после чего тяжело опустился на стул. В комнату вошла женщина в цветастом переднике, с большим стеклянным подносом, который она поставила на отдельный столик, стоящий рядом с роялем.
- Уходим, и дождемся, когда банкет закончится, - наконец отреагировал Карташов на вопрос Одинца. - Для меня важнее выяснить, где сейчас Слон... Его надо изолировать...
- Но у меня руки чешутся, я не могу уйти, оставив здесь развлекаться Блузмана.
- Это ты еще успеешь сделать...Пошли...
В это время сидящий к ним спиной мужчина потянулся за блюдом, в котором зеленели крупно нарезанные овощи, и Карташов замер - он мог поклясться, что уже видел этот с заметной горбинкой нос, этот низкий морщинистый лоб, узкую щель глаза, смуглую впалость щеки...
- Я знаю, кто этот гад...
- На котором кожаная безрукавка? - уточнил Одинец.
- Это один из тех, кто хотел расконторить Веню на Рижском вокзале.
- Вот это номера! - воскликнул Одинец и сам себе ладонью прикрыл рот. А может, опечатка у тебя в глазах?
- Да нет, это не опечатка, это непреложный факт... С правой стороны носа у него должна быть бородавка...
И как будто по заявкам трудящихся, человек в кожаной тужурке повернулся к женщине, попросившей его подать блюдо с рыбой...
- Смотри, - сказал Карташов, - Бородавочник...И никогда не спорь с профессионалом...Пошли отсюда...
Когда они перелезли через забор, миновали снежную хлябь улицы и уже подошли к "девятке ", их окликнули: "Молодые люди, куда вы так торопитесь?" Со стороны дома Гудзя, из сумерок, к ним направлялись две статные, высокие фигуры. И было в их движениях что-то затаенное, готовое к прыжку.
Одинец распахнул полу куртки, где был спрятан обрез.
- Сейчас что-то будет, - сказал он и стал озираться. Однако еще двоих первым увидел Карташов - они вышли из-за оставленной ими "девятки ". И тут уже не было никаких сомнений: в руках каждого из них чернели пистолеты.
- Наверное, Брод, сволочь, нас сдал, - тихо сказал Одинец. Предупредил, касатик...
Карташов сунул было руку за пазуху, где у него лениво дремал "Глок", но его предостерегли:
- Руки на затылок и без дураков! - и тут же раздалось несколько щелчков.
Пули выпущенные из оружия с глушителем, вонзались в землю совсем рядом с их ногами. Но те, кто брал их на испуг, видимо, не очень представляли, с кем они имеют дело...Саня не вынимая из-под полы обрез, вместе с нею направил ствол в сторону тех, кто вышел из-за машины, и дуплетом, с секундной паузой, выстрелил. Один из них, видимо, в предсмертном миге, понес какую-то невнятицу, второй молча рухнул под колесо "девятки". Одинец стремглав ринулся к машине, упал и перекатился к переднему колесу. То же самое проделал и Карташов, только он на шаг оказался дальше от Одинца и, падая, успел достать пистолет. Он стрелял наугад, туда, откуда продолжали раздаваться томящие душу щелчки. Но Одинец был удачливее: после того, как еще дважды он разрядил обрез, щелчки прекратились, лишь затяжной стон огласил пустынную улицу. Но тут же двор особняка ожил, раздались панические голоса, густо залаяла собака.
- По машинам, Мцыри! - горячась, выкрикнул Одинец.