Почка для Президента

Он перевел взгляд за окно, где сквозили скупые осенние лучи солнца и где набирали краски старые клены. Пейзаж за окном был ничуть не веселее пейзажа, царящего у него в душе.

Когда он окинул взглядом стены и увидел на них картины, которые он ей дарил по разным поводам, его охватила лютая злоба. Он решительно вскочил с дивана и сорвал с гвоздя самое большое полотно и, бросив на пол, стал топтать его ногами. Это был его подарок на ее двадцатилетие. Но рама, хоть и не очень массивная, однако ломаться не хотела. Нога все время с нее соскальзывала и в какой-то роковой момент он больно ударился щиколоткой об острую кромку дивана.

Он был на грани бешенства. Схватив из-под кресла трехкилограммовую гантель, он ударил ею по видеомагнитофону - подарку на 8-е Марта, затем вдребезги разлетелся экран телевизора "Фунай", появившегося здесь на десятый день их знакомства. Индийская ваза, в которой черт знает с какого времени торчат засохшие розы, полетела в трюмо и косые, длинные трещины исказили ее глянец.

Он бил, крушил, испытывая мстительный восторг. Не пощадил и хрустальную люстру - его подарок в день именин Элеоноры.

Таллер выскочил на кухню и хотел было приняться за полку, на которой стояли два сервиза из китайского фарфора, но в этот момент почувствовал дурноту и резкую, колющую боль в груди. Внезапный задых осадил его. Казалось в бронхи кто-то залил расплавленного гудрона. Словно пьяный, дотащился он до дивана и суетливо стал доставать из кармана нитроглицерин. Лег, вытянул ноги, откинув голову на валик. "Сейчас, наверное, помру", - предположил Феликс Эдуардович и эта мысль показалась ему в чем-то даже привлекательной. Однако, немного полежав и ощутив, как лекарство начинает приводить в порядок сосуды, Таллер решил пока не умирать. Сунув в рот сигарету, он приподнялся и дотянулся до телефона. Набрал ЕГО номер - подозреваемого совратителя его Элеоноры. И вопреки ожиданиям, голос оказался мягкий и даже с оттенком любезности. Переспросил - с кем имеет честь...И когда Таллер убедился, что попал на ТОГО, кто посягнул на его любовь, выдал все, что его мучило и терзало последние дни. А в ответ - тишина. Мелодраматическая пауза, после которой последовал обвальный вопрос: "А что ты, собственно, от меня, труповоз, хочешь?"

Таллер от таких подлых слов потерял дар речи, что ему в общем-то было несвойственно. Оказывается, Элеонора, предала его по всем статьям, затронув служебную сферу деятельности. "Ах, ты, курица безмозглая!" - ругнул он ее всуе, а на вопрос ответил вопросом.

- Ты что же, парень, хочешь в моей спальне открыть пантокриновую фабрику?

Феликс Эдуардович просто хмелел от ярости и слепой ревности.

- Ответь, гусь, я твою любимую женщину хоть раз пытался трахнуть? орал он в трубку. - Так почему же ты, грязный лавочник, лезешь к моей женщине? Предупреждаю: еще раз засеку, отправлю на секционный стол.

- Ты где, каплун, находишься? - в свою очередь поинтересовался завмаг. - Если такой храбрый, давай встретимся и один на один выясним отношения.

- Я тебя сам найду в нужном месте и в нужное время, - Таллер кинул трубку на аппарат.

Закурил. Вытащил из-под стола бутылку коллекционного французского вина, которое он привез из Парижа. Обыкновенный портвейн, только слаще и отдает шоколадом. Но после нескольких затяжных глотков, по жилам побежали теплые чертики. Поставив бутылку рядом, он снова лег на диван и начал представлять из себя жертву Холокоста. Он был полон решимости дождаться вертихвостку и насладиться мордобоем.

Однако, вопреки его ожиданиям, Элеонора явилась раньше обычного. Бросив на стол сумку и, не обращая внимания на разгром в доме, она подбежала к нему и уселась рядом. Погладила по щеке, наклонилась, чтобы чмокнуть. И тут он уловил те самые запахи, которые исходят от женщины, недавно оторвавшейся от любовника. Вокруг нее парило облачко ее духов, к которым примешивались чужие. Мужские, и запах коньяка, и едва ощутимый сигаретный дымок в волосах...

- Где ты была? - задал он вопрос, который со дня сотворения мира задают все рогоносцы. Он взял ее за роскошные каштановые волосы и притянул к себе.

С улыбкой Монны Лизы, со спокойствием человека, стоявшего на исповеди, она стала выкручиваться. А он видел, как полыхает в ней ложь и выкрутасы, слышал ее сбивчивые и в высшей степени неубедительные оправдания.

Он резко поднялся с дивана и врезал ей пощечину. Потом еще одну, хотел повторить, но промахнулся и напоролся на сопротивление. Подтянув рукой юбку, она подняла ногу в изящной лодочке и длинным, острым каблуком ударила его ниже колена. От боли он взвыл и едва не потерял сознание.

- Зачем же ты, сучка, ему рассказала о моей работе? - Таллер искал глазами, чем бы урезонить свою падшую любовницу. - Это же для меня расстрельная статья...

- Я ничего не рассказывала, он сам знает, чем ты занимаешься...

- Врешь, курва, это ты меня предала! - в руках у него оказалась конфетница и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы более проворная и более любящая жизнь любовница не увернулась от вазы и не выпорхнула за дверь.