Потом вымыл руки и прошёл в спальню. Здесь, откинувшись на подушку, лежал бледный молодой мужчина с крепким торсом и лицом, искажённым от страха и боли. Быстро осмотрев его, я увидел, что особых причин ни для того, ни для другого у него нет. Крови вот только, судя по всему, потерял порядочно.
— Ничего, всё будет в порядке, — успокоил я.
— А… больно не будет? — робко поинтересовался здоровяк, с опаской следя за мной. — Я уколов до смерти боюсь.
— Ну, ты даёшь, — изумился я. — Тебе сколько лет?
— Тридцать.
— А звать как?
— Мишаня, — зачарованно глядя на скальпель, ответил он.
— Так вот, Мишаня, в тридцать лет уколов бояться стыдно. Понял?
— Ага, — прошептал он.
— Кричать не будешь?
— Буду, — расстроил он меня.
Вздохнув, я вколол ему обезболивающее и принялся обрабатывать рану. Через полчаса Мишаня украсился свежей повязкой, а по его лицу блуждала слабая улыбка.
— Ну что, больно было? — спросил я, укладывая инструменты.
— Нет, док, спасибо, — ответил он.
— Спи давай, — посоветовал я, и вышел, прикрыв за собой двери.
На кухне гулял сквознячок, без видимого успеха выдувая въедливый запах наркотика. Горенец, увидев меня, принялся разливать по кружкам горячий чай.
— Ну, уж от чая, Саша, не отказывайся, — сказал он.
Судя по абсолютно нормальным, но сильнее обычного блестевшим глазам, он успел что-то в них закапать.
— От чая не откажусь, — ответил я, присаживаясь за стол.
Я не считаю себя вправе осуждать Олега за его привычку расслабляться при помощи гашиша. Из меня плохой моралист. Да и не мне указывать, как снять напряжение человеку, частенько ходящему по лезвию ножа. Если уж на то пошло, алкоголь губит в нашей стране ничуть не меньше жизней, чем наркотики, только об этом предпочитают стыдливо умалчивать.
— Хочешь знать, как всё получилось? — спросил Олег.
— Нет, — ответил я. — Я не лезу в дела вашей конторы.
— В этот раз можно. Тем более, что это теперь и твоё дело.
— Вот как? Тогда рассказывай, — выдул я в потолок струю дыма.
— Помнишь ваш разговор с Богданом? В «Мельнице»?
— Помню.
— Так вот, после этого разговора он приказал мне прощупать позиции Гнома в Восточном. Лёва давно нас беспокоит, я тебе уже говорил об этом. А теперь, выходит, его и вовсе следует держать на мушке, раз он беспредельничать начал. Вот Богдан и рассудил: лучше сразу пригасить его, чем плакать потом, когда он в силу войдёт.
— А Гном показал зубы, — догадался я.
— Точно. Я послал своих пацанов в Восточный. Сначала всё было нормально, с людьми Гнома никаких конфликтов не было. А на обратном пути их машину расстреляли из автомата. Прямо на перекрёстке. Того, что за рулём сидел, положили на смерть. Мишане повезло, успел в дверь вывалиться. Но что интересно, Мишаня уверен, что это не лёвины ребята были. Тех он всех в лицо знает, сам родом из Восточного.
— Из автомата, говоришь, — переспросил я, гася сигарету. — Подожди минуту.
Я прошёл в спальню и задал подранку пару вопросов. Затем вернулся на кухню, вылил в раковину остывший чай и налил свежий, погорячее.
— Тебе что-то известно? — нетерпеливо спросил Олег.
— Как сказать. Судя по всему, один из напавших на твоих ребят за это время уже обзавёлся маленькой дырочкой во лбу для проветривания мозгов. А второй должен быть жив-здоров, если только не окоченел от холода. Он в дачном посёлке, что в районе Утёса. Дача номер 23.
— Что ж ты молчал? — вскочил он.
— Погоди ты горячку пороть. Сядь. Тут дело вовсе не в этих боевиках.
— А в чём?
— Не в чём, а в ком. В Сысое. Он же Сысоев Сергей Юрьевич, москвич и представитель той самой тихой и неприметной крыши Гнома, которая решает его проблемы.
— Иди ты, — Олег явно был поражён. — А ты откуда знаешь?
— Оттуда. Чем я, по-твоему, всё это время занимался?
— Сысоя вычислял? — предположил он
— Почти угадал, — я встал, пряча улыбку, и только тут заметил на затылке у него большую шишку.
— Это у тебя откуда? — спросил я, дотронувшись до неё.
— Твоя работа, — прошипел Горенец, морщась.
— Что?!
— А кто этой… Наташке, в общем, насочинял про меня? — обиженно спросил он.
— Было что-то такое, — начал припоминать я.
— Тебе-то всё шуточки, а она ж верит всему, как малое дитя. Возьми, и грохни меня скалкой по голове. Хорошо, Богдан домой вернулся, а то она уже собиралась бригаду из психушки вызывать.
Я, уже не сдерживаясь, рассмеялся. Горенец покосился на меня и вяло улыбнулся.
— Кстати, как она? — спросил я.
— Что с ней случится, — проворчал он. — С ней, если кто и свяжется, сам первый пожалеет. Ты бы позвонил ей, Сань, а то завтра опять будет приставать: где Махницкий, что с ним. Будто я тебе в няньки нанимался. В самом деле, позвони, — он протянул мне телефон.
Я набрал знакомый номер и закурил в ожидании ответа:
— Алло? — прозвучало в трубке.
— Не спишь ещё, стрекоза?
— Я, между прочим, не маленькая девочка, чтобы так меня называть, — возмутилась она.
— Знаю, что не маленькая. Горенца треснула по голове совсем не по-детски, — сказал я, не обращая внимания на умоляюще замахавшего руками Олега.
— Сам виноват. Зачем понапридумывал про него всякой всячины?
— Ох, кругом я виноват, — вздохнул я.