Почта с восточного побережья

— Видишь ли, не имею я права вас с собой брать. Предрассудок, конечно. Но постановление такое — женщин на это мероприятие не пускать… Как на корабле…

— Морской закон? Тогда принимай груз — и дело с концом!

— С другой стороны, мне тебя приказано доставить… Ты ведь ни разу на общем сборе не присутствовал?

— Да забирай ты ради бога ящик и буханки — и все! Правда, у меня тут пассажир бойкий оказался, так я тебе расписку на недостачу напишу.

— Моряк не может пренебрегать флотской традицией. Ты приглашен официально, и я должен доставить тебя.

— Тебе для этого такую посудину выделили? На ней же Мировой океан штурмовать можно!

— Именно из этих соображений. Вы же меры не знаете! Как вас иначе без ЧП домой доставишь?

— Понятно… Ну, берешь нас или что?

— Слушай, Николай Еремеич, — вмешался Лешка, — это ведь не женщина, раз на то пошло. Это ведь ребенок! Насчет детей уговора не было.

— И указаний не было! — отпарировал Колька.

— А флот теперь какой? Там те бабы и срочную, и сверхсрочную, и в штабах повсеместно. Да ты вон у него спроси. Сколько у тебя баб на судне?

— От двух до семи, в зависимости от обстановки…

Колька принял решение:

— Учитывая соображения присутствующих сторон… Тут недалеко Посадские островки, знаешь? Вот, в протоке между Вторым и третьим… Там такое приметное место: береза, с корнем вывороченная, старая, в воду упала. У березы и швартуйся. Только сразу ребят предупреди: условие тебе я ставил. Если претензии будут — я не в ответе.

— Ах, Коля, Коля! Знаешь, что я сделаю? Скажу им, что ты груз брать отказался и поэтому пришлось мне самому общий сбор искать. Пока дотопаешь, знаешь, какое мнение сформируется?

— Это ты брось, — заволновался Колька, — я еще ни одного Дня флота не пропустил, и все мне только спасибо говорят! Ни один, благодаря мне, не бултыхался. Да у меня и свидетель есть!

— Ты уж прости, Николай Еремеич, — вставил с носа Лешка, — отказывался ты как есть. Очень даже грустно мне было такое слушать.

— Ты свою грусть побереги при своих птичьих правах! — закричал Колька, меняясь в лице.

Я оттолкнулся от доры посильнее:

— Терпи, Колька! Военную тайну надо хранить и в мирное время. Тер-пи!

24

Первым, кого мы обнаружили, причаливая у березы, был загадочный, с черной повязкой на глазу, пожилой мужчина, известный мне с детских лет то ли по имени, то ли по прозвищу Ардальон. Усики и потемкинская повязка были у него всегда. Он первый в городе катался после войны на длинных, невиданных коньках, носил пиджаки необыкновенного фрачного покроя, в бильярдной, несмотря на единственный глаз, выигрывал на спор по две дюжины пива, и мы, мальчишки, бегали под широкие окна подглядывать, как это у него получается.

Если бы не повязка, я бы Ардальона не узнал, потому что обут он был в резиновые сапоги, одет в засученные, как у немецких морских патрулей, брюки клеш и тельняшку такую, что даже в сумерках было видно, насколько она застирана и заштопана. Ардальон поставил на траву позади себя миску с пачкой общепитовских алюминиевых ложек, которые он споласкивал в воде, и предупреждающе поднял руку:

— Минутку, гражданин! Откуда и зачем?

Я доложил по всем правилам, как меня учили на курсах военно-морской подготовки в мореходке.

— Принято. А что с Николаем Праховым?

— Просил лично доложить старшому.

— А это кто на борту?

— Несовершеннолетняя дочь, — ответил я и покосился на дочку.

Она сидела в куртке внакидку, морщила носик, вид у нее был вполне несовершеннолетний.

— Закон знаешь? — строго спросил Ардальон.

— Так точно! Но у меня особые семейные обстоятельства…

— Жди здесь! — Ардальон прихватил миску и вразвалочку — это надо же! — ушел за комель вывернутой березы и потом чуть дальше — за пригорок, откуда поднимался медленный столб жаркого дыма и слышалось множество мужественных голосов.

— Ну уж, — сказала дочка, — вы меня совсем за человека не считаете!

— Что ты! Наоборот! Но как допустить прекрасную половину человечества в дымный кубрик, где шумят грубые китобои, соленые марсофлоты, застольные гости громовых пиров?..

— Вот-вот. Я этого дяденьку знаю. Он как раз заведующий железнодорожной столовой.

— Это только видимость, дочка. На самом деле — он флотский чудак, я это с детства знаю, поверь. За этим березовым комлем скрыто много тайн!..

— Вообще-то тут ничего, — заметила дочка, — жаль, мамы нету…

— Жаль, конечно. Но тогда бы нас сюда, точно, не пустили. Сейчас многие женщины заламывают руки там, на берегу, но зато моряки одни, как и положено морякам… Флотилия у них маловата, а?

По другую сторону березы были причалены две «казанки» и разлапистая самодельная лодочка, длины которой едва хватило, чтобы уместить на борту ее собственное название: «Беллятрикс».

— А дяди Колину шаланду ты забыл? Да на ней тонны три соленых марсофлотов можно увезти.

Появился на берегу в сопровождении Ардальона Серега Прахов, в рыбацких своих штанах и сапогах, но тоже в тельняшке, и я вспомнил предупреждение Васи Пучкова.

— Доча, поищи-ка, где моя куртка затерялась. Надо все-таки по форме одеться.

— Сойди сюда, — приказал Серега.

— Да я не по форме…

— Иди, разрешаю!

— Ну, если так…