Почти англичане

– Ваш… интерес. Я очень, то есть это очень мило с вашей стороны. Но вы не будете…

Он смотрит на нее.

– Как-нибудь переживу.

Лора всегда надеялась, что однажды ей придется поколотить кого-нибудь за свою дочь. Само собой, было бы приятней ради ее спасения поднять автобус или пожертвовать конечностью, но простое насилие лучше, чем ничего: оно хоть как-то позволит выразить ее беспомощную ярость, накаленное добела материнское чувство.

Она стоит под моросящим дождем у Военного мемориала. Юные кумские солдаты кричат, маршируют и размахивают штыками – вероятно, из пластика. Лора представляет, как выхватит у кого-то из них оружие и бросится в бой. Как посмел этот человек, как посмела эта семья воспользоваться неведением Марины? Сначала беднягу Золтана обвели вокруг пальца, а потом, потом…

Она замечает дочь как раз в тот момент, когда та, обернувшись, глядит на нее. Девочка раскраснелась: возможно, у нее тонзиллит – это объяснило бы вчерашнее странное поведение. Может быть, мой единственный мудрый поступок – скрыть от Петера, что внук Вайни учится в Кум-Эбби. Пусть она вконец завралась, не сказав никому, что Пит жив, но он хотя бы не заявится на эту лужайку, бритоголовый и пьяный, и не устроит скандал.

«Кто это там созывает мальчиков, Маринин декан? Я не могу расспросить ее о вчерашнем, – думает Лора, – девочка почти весь день молчит. Отругать ее? Пожалуй что нужно – тогда я хотя бы перестану гадать, что за мужчина стоял с ней в «Короне и митре» и смотрел в окно. Это мог быть кто угодно – учитель, чей-то отец, – но все-таки ей не стоило оставаться там без надзора».

Лора говорит себе это, а сама знает правду.

Прошел поэт Елизаветинской эпохи с дрожащим пером, прошли развеселый менестрель и склонивший голову придворный. Вот и конец шествию – по крайней мере, на год. Марина приняла две таблетки «Про-плюс» и запила их быстрорастворимым кофе. Напрасно: мозги спутались в узел, сердце бьется как бешеное, а все остальное никак не проснется. Теперь вся школа услышит, с каким акцентом говорит ее родня, все увидят их потертые чемоданы, пока маршируют кадеты. В новом триместре у Марины непременно появится прозвище. Ужасное прозвище.

Она спрашивает себя: «Разве я смогу сюда вернуться?»

И отвечает: «Конечно, сможешь, конечно, вернешься. Ты думала об этом уже миллион раз, но по-прежнему здесь, потому что трусишь».

Все собрались на Лугу основателя, хотя до фуршета еще два часа, а потом – церемония награждения и Особый гость. В зеленом жакете и длинной прямой юбке миссис Вайни невероятно красива. Марина запретила себе смотреть на нее, но не может сдержаться. Всё в ней: волосы, кожа, фигура, улыбка – заставляет Марину плакать. Нужно поймать ее взгляд до того, как миссис Вайни уедет в «Стокер», но та на нее не смотрит.

И вот, поцеловав Рози и остальных, Марина бормочет, что ей нужно поговорить с деканом, – и все, даже мама, этому верят. У нее онемели ноги, и губы дрожат. Она уходит.

Лоре нужно при первой возможности как-нибудь разобраться с этими Вайни – только как? Ей не хватает совета, но где его взять, кроме как у свекрови и ее сестер, которых Лора провожает к стоянке такси у Гартских ворот? Почему так трудно спросить, что случилось? Ее мать больше всего на свете любила недомогания и несчастья, но Фаркаши наотрез отказываются обсуждать болезненные дела. Лора привыкла к этому, как улитка привыкает к ракушке. Расстроить и без того огорченную Ильди, подойти к Рози, которую Лора и так уже ранила, – это настоящее злодейство.

– Дорогуша, – слышит Лора из-за спины и послушно оборачивается. Она уже несет два больших чемодана, а теперь Жужи стоит посреди тротуара, не замечая прохожих, протягивает ей свою сумку и говорит: – Это нелепо. Я не поднимаю. Я старая леди.

Ильди и Рози рука об руку переходят Гарт-стрит и разговаривают, сдвинув старые головы. Рози пожимает плечами. Жужи этим утром надела солнцезащитные очки, накрасилась и не пожалела духов. На ней короткий жакет из чернобурки, одолженный Шари Перлмуттер, черный «бирючный ком-бинезон, очень модный», босоножки на клиновидных каблуках и огромное золотое ожерелье, свисающее с шеи, как медаль. Вместо того чтобы взять сумку, Лора подходит к Жужи и кладет руку ей на плечо.

– Ответьте мне на один вопрос, – говорит она.

39

Марина рвет на две части все открытки, которые получила в прошлом триместре. Это кажется самым логичным решением: на них адрес школы, а значит, скверна; взять их в Вестминстер-корт нельзя – но нельзя и выбросить милые сердцу семейные послания. А что делать со школьной формой? Все равно что привезти домой чумное тряпье! Марина уже выбилась из расписания: сборы полагалось закончить еще вчера.

Она наблюдает за Хейди, которая возится с замком своей косметички, и тут стучат в дверь.

– Привет, Хел… Хейди. Хейди. Марина, солнышко, – говорит ее мама. – Что ты делаешь?

– А ты? – спрашивает Марина. – Я же сказала – жди снаружи. Мы вдвоем увезем весь багаж? – Голос у нее недружелюбный, она уже не в силах себя контролировать.