Те победы, которые мне не суждено было одержать на семейном фронте, я вскоре начала одерживать на профессиональном. В возрасте двадцати девяти лет я стала адвокатом и была принята в адвокатское бюро, работавшее с большим размахом и имевшее представительства в трех крупнейших городах Швеции. Пока Адам учил Стеллу кататься на двухколесном велосипеде и заклеивал пластырем ее ободранные коленки, я моталась туда-сюда между высокопоставленными клиентами и читала деловые письма под детскую передачу с разогретой в микроволновке порцией еды на коленях. Вряд ли я была так уникальна в том, что для меня важна была и карьера, и семья. Хоть я и родилась без пениса.
Между тем вокруг меня было много других женщин, которые отказались от своих юношеских мечтаний и целей, чтобы реализовать себя в обслуживании, на кухне и в детской. Материнская самоотдача постоянно сталкивалась с моими эгоистическими стремлениями к успеху в других областях жизни, и, хотя я изо всех сил пыталась, мне так и не удалось стать идеальной матерью, соответствующей ожиданиям других, – такой матерью, какой, как мне тогда казалось, я сама мечтала быть. Одновременно я постоянно наблюдала мужчин с теми же недостатками, которые терзали и меня, – при этом они вовсе не считали себя плохими отцами.
Сердечные отношения, установившиеся между Адамом и Стеллой, поначалу меня очень радовали. Стелла была папиной дочкой. Я могла прийти домой поздно, когда голова забита статьями закона и прецедентами, и застать их уютно устроившимися в окружении подушек и читающими сказку на ночь. На всех перекрестках своей маленькой жизни Стелла держала папу за руку. Все было как в сказках Астрид Линдгрен, и по утрам мое сердце подпрыгивало от счастья, когда маленькие ножки нашей доченьки топали по полу спальни в направлении нашей кровати.
Изменения подкрались незаметно. Не могу сказать, когда все началось, но то, от чего раньше теплело в груди, теперь вызывало холодок, бегущий по спине. Многое меня стало раздражать. Когда кто-либо указывал мне на то, какой Адам потрясающий отец и какие чудесные у него со Стеллой отношения, я уже не испытывала гордости, а чувствовала себя чужой. Когда Адам подробно и в красках описывал свой очередной сказочный день, проведенный вместе со Стеллой, во мне пробуждались вина, стыд и зависть.
Мы довольно рано заговорили о прибавлении. Понятно, что наше желание иметь еще одного ребенка происходило из-за смутного разочарования, о котором никто из нас никогда не решился бы говорить вслух. Семейная жизнь сложилась не так, как мы надеялись. И я уверяла себя, вопреки логике и здравому смыслу, что мои отношения со Стеллой улучшатся, если у нее появится братик или сестричка.
Больше года мы прилагали все усилия, чтобы я забеременела. Мы никогда не говорили о том, почему у нас ничего не получается. Подозреваю, что из взаимного, но неверно понятого уважения. Рано или поздно тест покажет положительный результат, а пока нам оставалось делать то, что было в наших силах, и – в случае Адама – молить Бога о помощи.
На Вальборг[40]
, когда Стелле было четыре года, мы наконец-то решились поговорить. Мы лежали в постели, и весь мир закружился перед глазами, едва я открыла глаза. Запах гари проникал до самого нутра.– Дорогая… – прошептал Адам. – Что-то не так?
– Не так? – переспросила я, хотя и понимала, о чем он.
– Что же нам делать?
Я не могла вымолвить ни слова. Слезы жгли веки, но я продолжала усилием воли сдерживать их.
– Я люблю тебя, – сказал Адам.
Ответить ему я была не в состоянии.
94
– У прокурора есть вопросы к свидетелю? – спрашивает председатель суда Йоран Лейон.
– Да, есть.
Йенни Янсдоттер кратко совещается с помощником прокурора, прежде чем обратиться к Адаму:
– В каком душевном состоянии вы находились в ту пятницу?
Адам пожимает плечами, но не успевает сформулировать ответ, потому что Янсдоттер продолжает:
– Ранее вы сказали, что чувствовали себя уставшим и разбитым после долгой недели. Вам только что пришлось похоронить молодого человека.
– Так и есть.
– И тем не менее вы не могли заснуть вечером?
– Иногда усталость дает обратный эффект, – спокойно произносит Адам. – Не можешь заснуть, хотя смертельно устал. Ну и потом, я, конечно, волновался за Стеллу. Очень волновался. Я не люблю ложиться спать, пока она не вернулась домой.
Йенни Янсдоттер берет карандаш и вертит его в руках.
– Стало быть, вы утверждаете, что не спали, когда Стелла вернулась в тот вечер домой?
– Да.
– И сколько было времени?
– Я уже сказал.
– Я хочу, чтобы вы это повторили.
– Без четверти двенадцать, – чуть раздраженно произносит Адам.
Йенни Янсдоттер поднимает подбородок и подается вперед, словно хищная птица.
– Странно, – произносит она. В ее голосе слышатся триумфаторские нотки, что меня пугает. – Очень странно, – повторяет Янсдоттер и разворачивает на столе перед собой кусок бумаги.
Что это такое? Мы что-то пропустили?