Почти семейный детектив

Алеся уставилась в пустую тарелку, понимая, что за раздумьями машинально доела все до крошечки, совершенно не чувствуя вкуса. Она должна была решить, что ей делать дальше. Информация, которой она обладала, стоила денег. И раз уж не получилось положить ее, как бесценный дар, к ногам любимого человека, значит, она попробует ее продать. «Я не нашла любви, так буду искать золота…» Кажется, так говорила Лариса Огудалова, самая знаменитая «бесприданница» России. Что ж… Алеся Петранцова пойдет по тому же пути.

Приняв решение, она успокоилась настолько, что заказала себе мороженое и кофе. Если нет больших радостей, приходится баловать себя малыми.

Конечно, взять деньги за молчание и позволить разорить своего возлюбленного — предательство. Но ее только что предали. А месть — это блюдо, которое подают холодным. Она бы очень удивилась, если бы узнала, что воплощать планы мести в жизнь сегодня принялась не только она.

Глава четвертая

Возвращение в прошлое

Ганна сидела в купе и смотрела, как за окном поезда мелькают деревья. На улице стремительно темнело, и пейзаж становился размытым, туманным, теряющим очертания, а потом и вовсе пропал, поглощенный наваливающейся ночью. Ехать никуда не хотелось. Желанный и продуманный до мелочей отпуск теперь казался лишним и ненужным, и Ганна села в поезд лишь по привычке всегда доводить до конца намеченные планы.

Впрочем, не только из-за этого. Она понимала, что уехала еще и потому, что Илья практически силой отправил ее на вокзал.

— Вот только это мне и надо, чтобы еще и ты путалась под ногами, — сказал он, и она, услышав лишь то, что путается у него под ногами, моментально расстроилась, оскорбилась и послушно села в вызванную им машину. Ну что ж, раз она лишняя в его жизни и ему только мешает, значит, так тому и быть. Отпуск так отпуск.

В глубине души она знала, что на самом деле и в отпуске сможет ему помочь, потому что собиралась навестить именно тот город, откуда был родом писатель Вольдемар Краевский. Так уж вышло, что Ганна знала его с детства. Вернее, она помнила избалованного до невозможности Вальку Ванюшкина, чей дом стоял в одном дворе с домом Ганниной бабушки.

Теплых отношений между соседями не было. Бабушка Вальки, которую Ганна знала как мадам Щукину, была женщиной завистливой и скандальной. Между ней и бабушкой Ганны соблюдался военный нейтралитет, иногда все-таки нарушаемый из-за всяких мелочей. Дед, которого Ганна обожала, косил траву во дворе, и мадам Щукина тут же устраивала скандал, что вовсе не собиралась лишаться ароматного газона, и ей трава на ее половине двора была дорога как память. В следующий раз дед выкашивал двор ровно до середины, и мадам Щукина разорялась, что проклятые единоличники Друбичи думают только о себе, а не о людях.

Прозвище ей придумал Ганнин папа, оно прилипло намертво, и больше никто никогда не звал Щукину иначе, хотя у нее, несомненно, были имя и отчество, которых маленькая Ганна даже не знала.

Муж Щукиной сгинул на войне. Она одна тянула двоих детей — старшего лоботряса, горького пьяницу и бездельника Владимира, получившего от того же Ганниного папы прозвище Вольдемар, и младшую дочь Наталью, разведенку, воспитывающую сына Вальку. На лето мальчика сбагривали на руки бабушке, чтобы Наталья могла предпринять очередную попытку устроить свою личную жизнь. Приезжающая к своей бабушке на лето Ганна тут же становилась удобной мишенью для его каверз.

Валька был на четыре года младше ее, что давало повод для постоянных призывов мадам Щукиной не обижать «малыша» и «сиротку». И Ганна оставалась совершенно беззащитной перед подбрасываемыми ей на колени пауками и дохлыми мышами, потому что жаловаться не любила. Один раз, когда Валька без спросу изрисовал ее мелки, позабытые на деревянном крылечке, она, рассердившись, дала ему в лоб, и он с ревом побежал домой, потому что, в отличие от нее, жаловался всегда, и мадам Щукина больно схватила Ганну за руку, и стучала согнутым указательным пальцем, твердым, словно костяным, по ее лбу, вбивая науку не трогать поганца Вальку ни при каких обстоятельствах.

В общем, Вальку она терпеть не могла, мадам Щукину не любила, а вечно пьяного Вольдемара просто боялась, потому что тот шатался по двору, горланя песни, ругался матом и плотоядно улыбался, разглядывая кругленькую, рано налившуюся соками Ганну. Была у соседа смешная привычка. Чуть хромоватый, он, когда стоял, постоянно переминался с ноги на ногу, словно танцевал. И в этом беззвучном полутанце Ганне всегда чудилось что-то неприятное, даже страшное.

Лишь однажды Ганна видела своего тихого интеллигентного деда в ярости. Вернувшись на обед, а он всегда приходил обедать домой, поскольку жили Друбичи недалеко от редакции районной газеты, где дед был обозревателем, он случайно услышал пьяные Вольдемаровы фантазии на тему того, что он с удовольствием сделал бы с Ганной, оставшись с ней наедине.