Почти живые

Сергею приглянулась куколка Барби с комплектом мебели и косметических принадлежностей. По его мнению, миниатюрные трюмо, гребешок, пудреница, губная помада приведут Ксюшу в неописуемый восторг. Но Ольга тянет его в отдел мягких игрушек. Она хочет, чтобы Сергей купил огромного плюшевого кота с полосатым хвостом.

— Мне кажется, кукла в собственном домике намного интереснее, — возражает Сергей. — Посмотри, чего стоит только комплект платьев!

— Вы правы! — поддерживает его продавщица. — Для девочки это самый лучший подарок!

— Сергей, будет лучше, если ты купишь кота! — настаивает Ольга.

— Этот кот похож на смятую подушку, — отвечает Сергей и пожимает плечами. — Он быстро ей надоест. А для куклы можно будет докупать аксессуары. Автомобиль. Яхту. Бойфренда…

Ольга стискивает зубы. Настроение у нее портится, но она не может уступить, хотя понимает, что Сергей прав. Но как ему объяснить, что плюшевый кот нужен для того, чтобы заменить им плюшевого медведя, которого Ольга собирается незаметно выкинуть? Сергей, к ее удивлению, тоже проявляет упрямство. Они продолжают спорить, и никто не хочет сдаваться. Продавщица, глядя на них, громко вздыхает и сладким голосом говорит:

— Вот же повезло девочке с таким заботливым папой!

Эта фраза как сладкий обвал, как золотой дождь, как елейный душ. Ольга замолкает, смотрит на Сергея влюбленными глазами и нежно прикладывает к его губам палец.

— Все, — говорит она с мягкой настойчивостью. — Больше ни слова! Покупаем кота, потому что Ксюша сама просила меня об этом.

Сергей соглашается: раз девочка просила, то базара нет. И все-таки покупает и кота, и куклу с собственным домиком.

* * *

Ольга держит над ним зонт. Два больших пакета Сергей несет под мышками, из-за них не видит дороги и шлепает ботинками по лужам. Дождь усиливается с каждой минутой. Сырой воздух пахнет мокрой зеленью и раскисшей землей.

— Может, надо прихватить шампанского? — предлагает он.

Нет, больше ничего не надо. Мама и так заждалась. Ольга обещала прийти через час, а уже прошло два с половиной. Нужно пощадить мамины нервы. Должно быть, она сейчас стоит у окна, глядя на остановку автобуса, освещенную одиноким фонарем, и поглядывает на телефон: позвонить дочери или нет?

— Как маму зовут? — спрашивает Сергей.

— Ирина Геннадиевна.

— Заметно, что я небрит?

О какой чепухе он спрашивает! Ольга тоже начинает волноваться. Чем ближе дом, тем тревожнее у нее на душе. Да что ж это с ней! Прочь тягостные мысли! Маме стоит только увидеть Сергея, чтобы понять Ольгу. Такой парень не может не произвести впечатления. Поставить его рядом с Глебом — все равно что рядом с молодым и гибким тигром поставить толстого, неповоротливого носорога. Мама увидит Сергея, и сердце ее оттает.

— Вот мой дом, — говорит Ольга.

Серый громоздкий дом кажется старым, выброшенным на берег кораблем. Под козырьками темных подъездов висят голые провода. Сколько Ольга помнит себя, лампочек здесь никогда не было… Они шагают медленно, чтобы ненароком не споткнуться о выбоину или не ступить в глубокую лужу. Ольга на ходу достает ключ от домофона — знает, что вслепую очень трудно набрать номер квартиры, проще открыть замок самой. Она идет на два шага впереди Сергея. Тут кстати дверь подъезда открывается — кто-то выходит… Но нет, человек замирает на пороге, будто не решается его перешагнуть. Сырой воздух разрывают два оглушительных щелчка, молнией ослепляют огненные вспышки. Ольга от неожиданности вскрикивает и в то же мгновение узнает человека, стоящего во мраке подъезда. Это Глеб! Она оборачивается, чтобы убедиться, что Сергей с ней рядом, что он защитит ее, и с ужасом видит лежащего посреди лужи плюшевого кота.

— Сергей!

Она кидается в темноту и едва не спотыкается о распростертое на мокром асфальте тело. Сергей лежит навзничь, широко раскинув в стороны руки, словно пытается дотянуться до кукольных аксессуаров, раскиданных повсюду.

— Господи, что же это… — сломанным голосом бормочет Ольга, падая на колени рядом с Сергеем. — Помогите кто-нибудь! Умоляю, помогите!.. Сережа… Сереженька…

Она пытается перевернуть его на спину, ощупывает шею и щеки. Ее рука становится липкой от крови. Ольга стонет, будто разодрала ладонь обо что-то острое, к дождевым каплям на ее лице добавляются горько-соленые слезы. Она плачет все громче, и ее плач напоминает дикий, страшный, нечеловеческий вой… Кто-то ее окликает, вокруг собираются люди. Женский голос призывает вызвать «Скорую», мужской голос настаивает на том, что сначала надо вызвать милицию. Еще кто-то интересуется, сделали ли пострадавшему искусственное дыхание…

* * *

Ольгу не пустили в приемное отделение. Мучительно заикающийся врач с обвислыми по краям, как у казака, усами потребовал у нее паспорт, переписал данные и, дергая головой от старания говорить гладко, посоветовал «д-дуть д-домой от греха п-подальше».