Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922

А вот второй случай во время моего последнего призыва. Иду я с вокзала железной дороги на сборный пункт. Со мной идут одновременно призванные парни в возрасте от 24 до 28 лет. Кое-кто из них, видя мою седую бороду, предлагает понести мешок или помочь чем-либо другим. Наконец остаются при мне двое-трое.

– Ах, барин, – говорит один из них, – уж так неохота идти на службу к этой власти, что и сказать не могу. То ли дело позвали бы свергать ее, так с удовольствием пошел бы. Ну да все равно: пошлют меня на фронт – так сейчас же обернусь против них.

Другие спутники поддакивают.

Фактические подтверждения этого господствующего настроения в Красной армии мне приходилось наблюдать и на фронте во время моего пешего путешествия близ Лиды (Сувалкской губернии)[41], где в середине марта происходили боевые столкновения с незначительными передовыми частями польских войск. Обидно было слушать, когда рассказывали, как целые полки бежали при появлении неприятельских разъездов и останавливались только тогда, когда не видели за собой погони.

Мне самому пришлось встретить несколько дезертиров, но лично их не расспрашивал, избегая вообще соприкосновения с кем-либо, кроме местных крестьян.

Что из себя представляет командный состав и каково его настроение?

Не приходилось мне сталкиваться с офицерами, выпущенными из новых советских [учебных] заведений. Не думаю, чтобы они обладали высокими качествами. Полагаю, что они стоят ниже тех офицеров, которыми пополнялась армия во время войны путем понижения образовательного ценза и ускоренных выпусков. Перейду к офицерам прежней армии, которые, частью по принуждению, частью добровольно, пошли на службу в советские войска.

Призывая офицеров на службу, советское правительство обязало вместе с тем все учреждения и предприятия, в которых служили бывшие офицеры, уволить их от службы. Офицеры, таким образом, были поставлены в положение, из которого было только два выхода: или бежать с риском расстрела в контрреволюционные части, или идти на службу в советские войска. Более решительные и не связанные семьями предпочли первый выход, прочие, скрепя сердце, решились на второй. К последнему решению в значительной степени склоняли, во-первых, казенный продовольственный паек и, во-вторых, громадные денежные оклады, которыми щедро обеспечивало своих служащих советское правительство.

Мой знакомый штабс-капитан, о котором я уже упоминал, бывший в дореволюционное время субалтерн-офицером[42], уже в начале этого года, служа в штабе Юго-Западного фронта, получал 1800 рублей в месяц на одной из адъютантских должностей. Потом, я слышал, оклады были еще повышены.

Лично мне не известно ни одного случая поступления в советскую армию кадровых офицеров по убеждению, вследствие сочувствия осуществляемым большевиками социальным реформам. Слышал о некоторых подобных лицах, но говорить с ними не приходилось. Например, мне говорили, что контрреволюционное восстание в Ярославле было подавлено бывшим ротмистром Декероном{125}

. Приводили еще несколько примеров, как Муравьева{126}, победителя Керенского, впоследствии погибшего, полковника Каменьщикова{127}, сорвавшего с себя погоны и попиравшего их ногами, и других, но никого из этих лиц я не знал раньше, не встречал и впоследствии. Подавляющее большинство кадровых офицеров, находящихся на службе у советского правительства, по моему твердому убеждению, служит исключительно по принуждению, втайне приветствуя каждый успех контрреволюции. Если что и удерживает их от активного участия в свержении советской власти, так это страх перед расстрелом, так как за каждым шагом, за каждым их словом следит недремлющее око революционного комиссара, усматривающего контрреволюцию в каждом пустяке, где и помину о ней нет.

Участие бывших офицеров в обучении Красной армии, несомненно, принесло свои плоды и сильно способствовало повышению ее качества, без их инструкторской работы боевое значение ее, конечно, было бы ничтожно, но дух армии, настроение ее от этого не выиграли.

Перейду теперь к высшим начальствующим лицам. Здесь помощь личного состава прежней армии была более необходима, нежели в строю. Если возможно еще хотя отчасти заменить офицерскую работу работой новоиспеченных «красных» офицеров, то для штабной работы, для органов высшего командования, снабжения и организации армии у большевиков своих годных работников не было. Людей с апломбом из среды разных фронтовых, армейских и окружных комитетов, мнящих себя компетентными во всех вопросах, было сколько угодно, но люди эти годны были только для разрушительной работы, которую они выполнили великолепно, уничтожив прежнюю армию в течение нескольких месяцев. Для созидательной же работы эти люди не годились вовсе, и советской власти пришлось прибегнуть к помощи тех же ненавистных «генералов царского режима».